Его глаза встретились с моими, и самая большая улыбка, которую я когда-либо
видела, появилась на его лице. Несколько долгих секунд я не могла сдвинуться с места.
Я едва могла дышать. Единственная вещь, которую я могла делать, это таращиться на
Беннетта, стоящего в конце прохода и ожидающего меня. Он надел изумительно
красивый, сделанный на заказ смокинг, а на его лице была сногсшибательная улыбка.
Он выглядел также, как я себя чувствовала: ликующим, потрясенным, на грани
обморока.
Я увидела, как его губы прошептали: «Иди сюда».
И внезапно я не смогла добраться до него достаточно быстро. Я потянула своего
отца вперед, игнорируя его тихое хихиканье из-за моей поспешности, не обращая
внимание на влажное всасывание грязи, когда я наступала на нее, не думая о том, что я
двигалась быстрее, чем мы репетировали, и песня не сможет закончиться в нужное
время, когда я достигну алтаря. Мне было плевать. Я хотела быстрее дойти до Беннетта,
взять его за руку, забить на клятвы, и сказать «Я согласна» так скоро, как только это
было возможно.
Я наклонилась и сняла свои грязные босоножки. Бросая их в сторону, я
проигнорировал громкий шлепок в лужу и подтянула платье чуть выше лодыжек. Я
улыбнулась, и когда толпа засмеялась и взорвалась аплодисментами, я потянула своего
отца еще быстрее к концу прохода, практически бегом. Он остановил меня на полпути,
где закончилась трава, и начался песок.
«Это – прекрасная метафора,» спокойно сказал отец, целуя меня в нос. «Я
прошёл с тобой половину, родная; остальную часть ты должна одолеть сама.» Он
поцеловал меня в щёку и отпустил, чтобы я смогла сама добраться сквозь оставшуюся
часть прохода, усыпанную лепестками, и броситься в объятия ожидающего меня
Беннетта.
Камеры снимали нас со всех сторон, гостили завопили в одобрении, когда
Беннетт приобнял меня, моё лицо оказалось на его шее, а его губы прижались к моему
плечу.
Я могла предположить, как мы выглядели со стороны: еще не женатые,
обнимавшие друг друга так, будто наши жизни зависели только друг от друга, а мое
прекрасное белое платье заляпалось еще больше темной грязью, когда Беннетт решил
59
покрутить меня.
Осторожно, очень осторожно он поставил меня на ноги и подмигнул. «Привет.»
Я проглотила звук, который, вероятно, мог быть как крик или вздох, и сказала:
«И тебе привет.»
Мы не видели друг друга, так как я была похищена из комнаты в тот момент,
когда мы хотели разобраться друг с другом, и по его глазам было заметно: он хотел
поцеловать меня. Он хотел поцеловать меня с таким голодом, что это заставило нас
двоих задрожать и таращиться на губы друг друга, одновременно облизываясь.
«Скоро,» прошептала я.
Он слегка кивнул мне, и мы повернулись лицом к священнику, Преподобному
Джеймсу Мастерсу, который был полностью сбит с толку.
Он наклонился ближе и прошептал, «Разве мы уже закончили церемонию?» Его
