Он молчал и продолжал рассматривать меня в упор.
— Это для того, — объяснил я, — чтоб у нас не возникало неловкости. Дескать, предаем национальные интересы и все такое. Не все народу нужно сообщать, верно?
Он молчал, уже отвел взгляд, лицо его подергивается, я пытался расшифровать: эти проявления эмоций могут сказать больше, чем слова, их скрыть или подделать сложнее, хотя тоже можно, но что за игра у этого существа, пока не понимаю.
— Может быть, — сказал я, — мы поможем вам с вашими проблемами. Зачем вам наши люди? Почему терраформируете планету?
Краем глаза видел, как страж поглядывает на меня в недоумении. Даже показалось, что не слышит меня, будто я вообще перешел на ультразвук, но вроде бы не перешел, я же себя слышу, хотя да, это себя, себя мы всегда слышим.
Подождав чуть, я поднялся, сказал ровно:
— Нет желания отвечать?.. Хорошо, вернусь через час. Если не надумаешь говорить, будут приняты меры иного воздействия. Смакт я или не смакт, но тебе будет очень больно. Мы, люди, это умеем делать лучше всего.
Часть третья
Глава 1
Распахивая дверь, услышал гул громких голосов, рыцари яростно обсуждают захват пленного, скорбят о павших и строят планы, как теперь пойдут и всех убьют.
Все разом умолкли, повернулись. Я сказал с порога:
— Граф Гуммельсберг, барон Норберт, лорд Робер… вы тоже, барон Келляве, ко мне в шатер. Они безмолвно двинулись следом, я быстро прошел к себе, а когда за последним часовой опустил полог, сказал властно:
— Можете сесть, господа. Хотя это не совещание, а брифинг. Филигон упорно называет меня смактом, а что это за, объяснить не может…
— Или не хочет? — уточнил Норберт.
— Не знаю, — ответил я откровенно. — Но, барон, направьте сюда одного-двух умельцев, которые смогут вышибать ответы. Я дал ему час на раздумье, но вряд ли он понимает нашу меру счета. Хотя это неважно. Словом, ответы мы все равно получим.
Альбрехт спросил:
— А если смакты — это то, что там просто едят? Как мы едим коров, овец, рыбу и птиц.
— Проще выращивать там на месте, — сказал Норберт трезво.
— Да, — согласился я, — но если там радиация… я имею в виду плохой климат, и люди постепенно теряют способность воспроизводиться?..
— Или поднимают восстание, — предположил барон Келляве. — За несколько сот лет жизни в неволе можно хорошо изучить врага!
Лорд Робер спросил с недоверием:
— Ваше величество, вы в самом деле говорите на их языке?
Я кивнул.
— Да, но без толку.
— А если это не их язык? — предположил он.
— Их, — ответил я. — Дар понимать у меня от даль-них-дальних предков… Я человек традиций, хоть и новатор. Но почему он не ответил? Не понимаю. Правда, мне приходилось некоторые слова придумывать на ходу, у них их просто нет…
Он сказал осторожно:
— Может быть, потому и не понимал вас, ваше величество? Вы иногда такое несете, что хоть убей, для нас это тоже полная тьма. Может, и этот, как вы его… филигон, не совсем филигонит?
Я пробормотал:
— Возможно, вы правы, доблестный сэр. Дело не только в угрозе допроса третьей степени… сам филигон наверняка должен был заинтересоваться, что кто-то здесь говорит на их языке! Почему этого нет?
— Может, он сам не? — спросил он с сомнением. — Немой или туповатый? У меня есть в отряде один такой, но как дерется! Троих умников отдам. А
