— Их всего восемь. При всей их силе…
— И ловкости, — добавил я.
— А что даст ловкость? — спросил он. — Ну да, при удаче позволит извернуться и не напороться на острый кол. Но это раз повезет, другой…
— А что дает нам право думать, — поинтересовался я, — что будут все время проваливаться?.. Кстати, граф, вон там поднимается пыль.
Он всмотрелся в одинаково темную стену впереди.
Небо от земли можно отделить только по редким тусклым звездам в верхней половине, а ниже сплошная чернильная мгла.
— Завидую, — сказал он со вздохом. — А сквозь женские платья тоже видите?
— А что, — спросил я с интересом, — и такие умения есть?
— Слышал о таких, — ответил он, — но, думаю, брешут. Мало ли чего кому-то хотелось бы.
— Или даже всем, — согласился я. — Судя по размеру пылевого облака, там не пара сотен ног.
Он охнул.
— Ловчие ямы…
— Похоже, — ответил я сухо, — не сработали. А набрали эти твари народу побольше, чем в прошлый раз. Много же идиотов вернулось в город!
Он присел на корточки, словно это поможет всматриваться, тер кулаками глаза, мычал от злости и таращился изо всех сил, а я, сжалившись, начал рассказывать, что уже видно бегущих, потому что крестьяне или горожане, отсюда не различить, не идут, а бегут, подгоняемые этими тварями. Я видел их измученные, залитые потом лица, даже уловил, прислушавшись, хриплое сорванное дыхание.
Граф насторожился, уловил изменение в моем тоне, а я смотрел, как упала измученная женщина. Один из пришельцев моментально оторвал ей голову. Я инстинктивно ожидал, что тварь присосется к бьющей тугой струе крови из артерии, однако чужак отшвырнул безжизненное тело и поспешил как ни в чем не бывало за остальными.
— Что? — спросил Альбрехт.
— Отставших просто убивают, — пробормотал я.
Он вскочил, я перехватил его за руку и с силой дернул обратно. Альбрехт дернулся, я зашипел ему люто в лицо:
— Погубить всех вздумали?
— Как мы можем? — вскрикнул он. — Какие мы защитники…
Я сказал сдержанно:
— Сэр Альбрехт, ваш порыв благороден, но их не спасти.
— Но мы обязаны попытаться! — ответил он со злостью.
— Только не здесь, — отрезал я. — Выйдите с другой стороны леса, чтобы не привести их сюда, и можете с чистой совестью красиво и бесполезно погибнуть.
Он ответил с тяжелым вздохом:
— Ваше величество… Это во мне говорит та половина, что осталась от молодого и безрассудного рыцаря.
— И не душите ее до конца, — посоветовал я. — А сейчас… они приближаются к месту, где с отрядом ждет сэр Вудгард.
Альбрехт сказал с надеждой:
— Рыцарская конница!.. Тогда было тридцать легких всадников, а сейчас там двести тяжеловооруженных…
Ваше величество, а тварей сколько?
— Восемь.
— Значит, — сказал он упавшим голосом, — ни одна не погибла?
— Похоже, — ответил я, — никто из них даже пальчик не прищемил… Пошла конница!
Альбрехт вскочил, всматриваясь в ту сторону, откуда донесся нарастающий грохот конских копыт.
— А виконт?
— Виконт, — сказал я, — виконт… а, тоже пошел с другой стороны! Граф, какое же это красивое зрелище…
Рыцари в тусклом звездном свете пришпорили коней и, опустив копья для страшного удара, всей конной бронированной массой пошли, наращивая скорость, в яростную атаку, что пробивает любые ряды противника.
Пришельцы обернулись с прежней пугающей быстротой, когда не замечаешь самого движения, некоторое время смотрели на приближающуюся массу из металла, закрывающего людей и коней, затем прыгнули навстречу.
Или не прыгнули, это у них такой бег, но за один конский скок рыцарского отряда они преодолели все разделяющее их пространство.
Я охнул, задержал дыхание, а сердце замерло, словно его вморозили в лед. Отряд все еще продолжает движение, однако в скрежете взлетают в воздух и разлетаются в разные стороны сорванные шлемы, наплечники, а затем — боль взорвалась и разлилась ледяной волной в моей груди — головы, руки, окровавленные части тела.
