В шатре я привычно создал кувшины с вином, в углу отыскалась целая куча чаш, я сам осушил жадно самую большую до дна, перевел дыхание и оглядел всех зорко и пытливо.
Сели смиренно, словно не в шатре, а в парадном зале в присутствии императора, смотрят серьезно в напряженном ожидании, никто не двигается, хоть рисуй картину.
Тамплиер и Сигизмунд, как и некоторые рыцари, которым не хватило места, стоят неподвижно у полотняных стен.
— Героическая атака рыцарской конницы, — произнес я веско, — показала, что лобовая атака результата не дает.
Лорд Робер громко прошептал:
— Они…
— Погибли, — договорил я. — Все в порядке, господа! Их души сейчас принимает Господь и выдает парадные сверкающие доспехи, принимая в армию небесных паладинов. А также именное оружие… Вот придет отец Дитрих, подтвердит. Кто погиб за правое дело… ну, дальше вы знаете.
Они слушали все так же серьезно, по их лицам видно, что да, именно так все и происходит.
Барон Келляве спросил тихо:
— А противник? Что с ним?
— Цел, — ответил я бодро. — Однако ценой гибели прекрасных воинов нам удалось выяснить, что враг весьма уязвим.
Альбрехт медленно багровел, но придушил ярость и сказал очень сдержанно, хотя и придушенным голосом:
— Ваше величество, вы весьма… оптимистичны.
Я с ваших слов там на холме понял, что наших порвали быстрее, чем волки рвут двухнедельных ягнят. Сами они никого не потеряли, так ведь?
— Никого, — подтвердил я. — Но только потому, что хорошо знакомы с нашей тактикой, а мы с их — нет!..
Их всякий раз атаковала рыцарская конница, когда те прибывали, атаковала совершенно одинаково!.. Но мы в следующий раз изменим… кое-что в нападении.
И все-таки я видел на их лицах, несмотря на мой бодрый тон, уныние. Даже не потому, что погибли два отряда красивых и гордых рыцарей. Рыцари постоянно погибают в боях, с обеих сторон в войнах гибнут красивые, благородные, исполненные всяческих достоинств.
Это воспринимается спокойно и гордо, о погибших вспоминают тепло, а о тех, кто сложил голову особенно красиво, — слагают песни и баллады.
Но сейчас была не битва, а истребление, что отвратительно и непереносимо для мужского достоинства.
Погибли, не успев нанести серьезного урона противнику.
Я вздохнул и повторил рассудительно и обстоятельно:
— Они, как уже сказал, уязвимы. Это видно по тому, что наших воинов даже не пытались захватить… и обратить в рабов. В том смысле, что отобрать оружие и погнать в общую толпу пленных. Хотя, уверен, понимали, что воины — самые сильные и здоровые мужчины! Значит, опасаются! Потому сразу уничтожили.
Лорды стискивали кулаки, багровели, бледнели, на лицах выступают пятна, но сдерживаются так, словно я не король, пусть и монарх, а уже император.
Я создал еще вина, но все еще некрепкого, сам наполнил из кувшина тем, кто сидит рядом, передал емкость дальше.
— Берут, как понимаю, всяких, — пробормотал Альбрехт. — Его величество сообщило, что убили каких-то женщин из толпы, которые слишком устали на длинном пути.
Лорд Робер сказал трезвым голосом:
— Мы вообще не знаем, кого берут.
Я смолчал, на мгновение мелькнула сумасшедшая мысль, что в самом деле могли бы брать только стариков, чтобы на новом месте вернуть им молодость, здесь нельзя во избежание хаоса, однако с какой целью затем вспахивают как гигантским плугом всю поверхность планеты?.. Собирают давно похороненных, чтобы восстановить им жизни?
Альбрехт посмотрел исподлобья, услышал мой тяжелый вздох.
— Ваше величество?
— Да так, — ответил я. — Не обращайте внимания. Всякая дурь в голову лезет. От бессилия.
— Вы не бессильный, — сказал он с надеждой, — вы просто еще не выбрали, как лучше.
— Да, — ответил я, — конечно.
Было бы из чего выбирать, мелькнуло в голове. А то ни одной мысли, ни единственной. По голове если стукнуть, внутри долго будет метаться эхо, натыкаясь на стенки.
— Двигаются они быстро, — сказал я, — необыкновенно быстро.
— Насколько быстро? — спросил барон Келляве деловито.
— Даже сравнить не с чем, — признался я. — От моих стрел еще никто не увертывался!.. А этот гад — с легкостью. Ждал, когда окажутся в дюйме от