не позовешь в кино Тэсс Мердок или Эмми Стринджер?
Иногда Доуд отвечал ей. Его ловкие сильные пальцы выводили уклончивые слова, словно выхватывая их из воздуха. Но чаще он просто отворачивался и глядел в угрюмую темноту ночи за кухонным окном.
В конце октября на старой ферме Рэндольфа у крытого моста появились новые жильцы. Отец Доуда сказал за ужином, что не знает о них почти ничего. Он только слышал от Грина Стэверса, хозяина магазина, что это семейство прибыло из Арканзаса. Доуд не интересовался приезжими до тех пор, пока однажды, месяц спустя, не отправился за плодами папайи и не встретил Дейзи. Он нашел лишь несколько неспелых плодов, ярко-желтых, еще не тронутых первыми заморозками, и оставил их дозревать. А на обратном пути, возле самого моста, он увидел ее.
Дейзи… Доуд не удивился потом, когда узнал ее имя. Оно подходило ей больше, чем любое другое. Дейзи, темноглазая стройная девушка с нежным лицом, белее, чем сбитые сливки. На нем едва проступали веснушки, словно крупицы свежего деревенского масла.
Она сидела на крыльце в плетеном кресле, сложив на коленях тонкие руки и глядя в сумрак над вечерними холмами. Доуд остановился на обочине среди высокой травы и смотрел не отводя глаз.
До самой смерти он не забудет этого. В тот вечер, уходя домой, он унес с собой воспоминание, отчетливое и яркое, как моментальный снимок. У него перехватило дыхание от восторга и боли, и тревога наполнила его сны.
– Доуд! – сказала его мать на другой день за обедом. – Это же твой любимый персиковый коблер! А ты к нему даже не притронулся. Доуд, мне кажется, ты стал заглядываться на девочек.
Доуд испуганно замотал головой.
– А почему бы и нет, Доуд? – мягко продолжала мать. – Мы с отцом стареем. Пора тебе самому заботиться о себе. Почему ты не выберешь хорошую, славную девушку? Думаешь, она откажет тебе из-за того, что ты немой? Доуд, ты ничего не смыслишь в любви. Да ведь когда твой отец пришел ко мне свататься, у него тоже язык отнялся!
Но все это было бесполезно. Вечером Доуд снова отправился в лес, где росла папайя и кричали дрозды. Он заметил повозку во дворе и с ужасом смотрел, как Пад Стэверс, сын владельца магазина, усаживает в нее красавицу Дейзи.
Доуд повернул домой, сжимая кулаки в карманах джинсов; от удивления и горя голова у него пошла кругом. Когда при свете керосиновой лампы он увидел родителей, сидящих на кухне, то понял, что сейчас не может показаться им на глаза. Он двинулся дальше по желтой пыльной дороге – мимо школы, к
маленькому саду над форелевым прудом Дэна Поуни. Наконец он устало присел на бревне и спрятал лицо в ладонях. Запела ночная птица, словно дрогнула золотая струна. Доуд зажмурился. Он мысленно видел Дейзи, ее тонкое бледное лицо и маленькую родинку возле нежного рта.
Примерно через полчаса он услышал смех, и стук колес, и фырканье чалой кобылы. Стэверс и девушка сидели в повозке рядом. Они остановились у садовой ограды и притихли, вслушиваясь в ночь, различая в сладком запахе прели, среди догорающего тепла, чуть заметный осенний холодок.
– О Господи! – мрачно подумал Доуд Хорнбрук. – Лесные птицы будут жаться к ветвям и топорщить перья под мартовским дождем, а мое сердце так и останется лежать холодным камнем на лугу Дэна Поуни.
Он совсем извелся, глядя на их сплетенные руки и запрокинутые счастливые лица под бледно светящимся небом. Его сердце вспыхивало и гасло, как оплывающая свеча. Он слушал, как они шепчутся, и хмуро глядел на луну, отраженную в пруду.
«Она любит его», – без конца повторял Доуд той ночью. Его пальцы выводили эти слова на одеяле. Она любит его. Она ездила кататься с Падом Стэверсом, и она любит его. Доуд не сомневался, что в этом виновата луна. Луна в форелевом пруду Дэна Поуни. Разве стала бы такая девушка, как Дейзи, сидеть на лугу с этим Стэверсом, если бы ее не околдовали? И разве луна не
