Мы с Виктором бежали следом за проворными медбратьями до тех пор, пока очередная дверь не захлопнулась прямо перед нашими носами. Строгий мужчина в белом халате заявил, что дальше нам ходу нет. Это операционная и все, что мы можем сейчас сделать – это ждать.
Как только Влад скрылся из вида, силы вновь меня покинули. Я опустилась на жесткий пластиковый стул, руки свесились вдоль туловища, глаза, не мигая, смотрели на дверь операционной. Чудилось, стоит их закрыть и случится что-то непоправимое, будто взглядом можно удержать чью-то душу на земле.
Где-то неподалеку находился Виктор, но я не обращала на него внимания, пока он не заговорил.
- Тебе не мешало бы переодеться.
Я повернула голову к охотнику, не совсем понимая, чего от меня хотят. Он указал на платье, и тогда я вспомнила, что на мне испачканный в крови подвенечный наряд. Провела рукой по белому в алых пятнах корсажу, разгладила на коленях безжалостно порванную юбку и успокоилась. На этом процесс приведения себя в порядок благополучно завершился. Разве что волосы еще поправить: забрать за уши растрепанные пряди, пригладить на макушке и дело с концом. Искренне надеясь, что выгляжу лучше, я вымученно улыбнулась Виктору. Он ответил не менее жутким оскалом.
Прошло пять часов, которые мы провели в гробовом молчании. Говорить было не о чем, да и не хотелось. Как завороженные мы смотрели в одну точку и прислушивались, мечтая и страшась одновременно уловить любой намек на изменение в состоянии Влада. В этом плане мне было легче. Стоило слегка напрячься, и я слышала происходящее в операционной. Но профессиональный сленг врачей был для меня, как латинский язык для школьника – ни одного понятного слова.
Большие настенные часы тикали, равнодушно отмеряя секунды. Если бы моё тело могло изменяться, я бы, наверное, поседела за это время. Липкий, мучительно давящий на грудь страх не отпускал. Он провел со мной каждую секунду, что отсчитали настенные часы.
Дверь операционной распахнулась, и мы как по команде вскочили на ноги. Сердце подскочило, бухнуло невпопад несколько раз и снова провалилось куда-то так глубоко, что я перестала его ощущать. У меня нет сердца – глупая мысль показалось удивительно забавной, и я едва сдержала нервный смешок. Не иначе это начало истерики.
- Вы родственники? – мужчина в белом халате выглядел еще строже: густые брови сошлись не переносице, усталые глаза смотрели сурово и внимательно. Получив утвердительный кивок, врач продолжил: - вы должны заполнить бумаги в регистратуре и ответить на пару вопросов. У молодого человека очень странный характер повреждений, - озадаченно произнес он, изучая моё окровавленное платье.
- Конечно, доктор, так мы и поступим, - скороговоркой выпалил Виктор. – Только скажите как он?
Глаза врача из серьезных сделались печальными. Уверена, доктор не любит сообщать плохие новости. Я прислонилась к стене, чтобы не упасть, по убыстрившемуся сердцебиению хирурга уже догадываясь, каким будет ответ. Вот бы очутиться где-нибудь подальше от этого вонючего коридора. Сидеть в обнимку с Владом на веранде старого дома и ни о чем не думать, просто наслаждать обществом друг другом. Только пока любимый рядом такие вещи не замечаешь. Кажется, еще все впереди, все можно успеть, а теперь… а что теперь? Всего-то и осталось смотреть на слабонервного доктора и выслушивать его неблагоприятные прогнозы, будто человек – атмосферный циклон, а он – Гидрометцентр.
- Боюсь, рана слишком серьезная. Плюс сказалась большая потеря крови, - начал хирург издалека. Захотелось схватить его за горло и выдавить по капле правду. – Мы сделали все возможное, но он очень плох и вряд ли долго протянет.
Протянет? Что за слово такое? Я дернулась вперед, мечтая вцепиться в доктора как клещ, но крепкая рука Виктора удержала меня, и я повисла на этой вновь обретенной опоре.
- Мы можем его увидеть? – сипло поинтересовался охотник, прижимая меня к себе.
- Конечно, - хирург закивал, как болванчик. – Его сейчас переведут в отдельную палату. Можете находиться там сколько пожелаете.
Виктор практически донес меня до палаты и чуть ли не силой втащил внутрь, так как я вдруг испугалась заходить. Влад лежал на молочно-белых простынях, укрытый таким же одеялом. Цвет его кожи практически сливалась с пододеяльником. Опутанный со всех сторон проводами и трубочками, он выглядел таким хрупким, словно сделан из тончайшего фарфора.
- Он нас слышит? – спросила я шепотом, шагнув ближе к кровати.
- Доктор сказал, что комы нет, и он придет в себя, как только действие наркоза закончится.
- Но ведь это хорошо, что нет комы? – поинтересовалась я, чуть ли не умоляя охотника ответить «да».
- Само собой.
И снова потянулись часы ожидания. Вскоре приехали остальные. Отсутствовал только Андрей. Он прятался от намечающегося на горизонте рассвета. Ксюша выглядела плохо: взгляд был пустым и отрешенным. Она успела переодеться в привычные джинсы и привезла мне сменку. В палате имелся небольшой санузел, я поменяла испорченное платье на лосины и приталенную рубашку, доходящую до середины бедра. Умылась и кое-как причесалась. Казалось, если занимать привычными делами, то все опять придет в норму. Мир обретет привычные очертания, но стоит на мгновение остановиться и отчаянье накроет с головой.
Ксения помогла мне переодеться и рассказала, что они похоронили Оксану и Игоря за старой церковью. Там есть небольшое кладбище, им уже давно никто не пользуется. Именно на нем нашли свой последний приют её мать и малознакомый нам охотник.
За прошедшую ночь девушка осунулась и даже подурнела. Рыжие волосы напоминали паклю, глаза потухли и запали. Некогда молочная кожа отливала желтизной.
- Как ты себя чувствуешь? – спросила я, беспокоясь в первую очередь о ребенке. Звучит ужасно, но самочувствие самой девушки меня мало заботило.
- Не волнуйся, с малышом все в порядке, - Ксюша быстро меня раскусила, так что осталось лишь стыдливо отвернуться. – После смерти мамы у тебя больше нет конкурентов.
- Ты же не думаешь, что я желала ей зла?
- А ты не желала? – вопрос Ксении прозвучал невинно. Только зеленые глаза смотрели пристально.
- Конечно же, нет. Мне жаль, что так вышло.
- Да, - девушка рассеянно кивнула, - мне тоже.
Она не задержалась в ванной, точно ей было неприятно находиться со мной наедине. Я проводила Ксюшу взглядом и задумалась. Нет, я не соврала: мне жаль Оксану. Никогда не желала ей такой участи. Только сейчас мои мысли и чувства находились в таком разладе, постоянно крутясь вокруг Влада, что все остальное меркло.
Охотники опасались, что Грэгори может повторить нападение, но моё шестое чувство подсказывало: сейчас ему есть чем заняться и без нас. Пока Сибилле грозит опасность, он не отойдет от неё, а значит, мы примерно в равных условиях.
Самая ужасная ночь в моей жизни подходила к концу. Дима опустил жалюзи на окнах. Палата погрузилась в полумрак. Без четверти восемь все ушли на завтрак. Осталась только я.
Сев у изголовья кровати, я убрала волосы со лба Влада. Никогда еще его лицо не казалось мне таким прекрасным. Я любовалась им, как редчайшим произведением искусства.
Неожиданно тонкие с синими прожилками капилляров веки дрогнули. Я насторожилась. Медленно, словно каждое веко весило не менее тонны, Влад открыл глаза, обвел комнату взглядом и остановился на мне. Уголки бледных губ чуть приподнялись в слабом подобии улыбки.
- Удача мне изменила, - первое, что он сказал мне.
Я не сразу поняла, о чем идет речь. Заметив моё замешательство, Влад пояснил:
- Чертова ведьма. Теперь мы с ней в расчете. Я отдал ей часть своего везения в обмен на информацию.
Голос становился все тише, он постепенно затухал, как огарок свечи. Я должна была его остановить, сказать, что все это неважно, но не могла даже пошевелиться. На меня обрушилась вселенская грусть. Слова Влада долетали до слуха, я даже понимала их смысл, но сил ответить не было.
Губы охотника продолжали двигаться, но с них не слетало ни звука. В палате стало тихо. Только приборы пикали, поддерживая жизнь Влада. Внезапно равномерное «пи-пи» сменилось сумасшедшей сиреной. Губы Влада так и остались полуоткрытыми, глаза закатились, он дернулся пару раз и затих.
