Бумажные города

— Девственность еще не потерял?

— Я на эту тему не распространяюсь. Хотя еще нет. А, да, сегодня утром у нас случилась первая ссора. Мы завтракали в Вафля-хаусе, и она начала занудствовать о том, какие у нас крутые Санта-Клаусы. Мол, мои родители — молодцы, что собирают их, потому как очень важно, чтобы люди не думали, что типа все важные фигуры в нашей культуре, такие, как Бог и Санта-Клаус, — белые. И, мол, черный Санта поддерживает всю афроамериканскую общину…

— Ну, я с ней согласен, в целом.

— Ну да, мысль хорошая, но такой бред. Они же не проповедуют, что Санта — негр. Иначе бы они сами их делали. А они, наоборот, пытаются скупить их всех и спрятать в нашем доме. В Питтсбурге живет чувак, у которого коллекция лишь немного меньше нашей, и они всё хотят ее у него выкупить.

Тут раздался голос Бена. Похоже, он стоял в дверях уже некоторое время.

— Радар, то, что ты еще не смог приконнектиться к такой милой зайке, — это величайшая гуманитарная трагедия нашего времени.

— Бен, ты как? — спросил я.

— Спасибо, что подвез вчера, старик.

15

Несмотря на то что до выпускных экзаменов оставалась всего неделя, в понедельник я весь день читал «Песнь о себе». Я хотел съездить в два оставшихся недопоселения, но Бену нужна была тачка. А в поэме я уже искал не столько намеки, сколько саму Марго. На этот раз я добрался до середины, а потом снова запнулся на куске, который перечитывал-перечитывал и все не мог понять.

«Теперь я буду слушать, только слушать», — пишет Уитмен. И потом две страницы он действительно слушает: паровой свисток, голоса людей, оперу. Он сидит на траве, внимая льющимся сквозь него звукам. Наверное, и я занимался тем же самым: прислушивался ко всем издаваемым ею звукам, даже к самым тихим, потому что прежде чем понять смысл, надо услышать. До этого я Марго, по сути, не слышал — я видел, как она кричит, а думал, что смеется, — а теперь понял, что моя задача в этом. Постараться услышать «оперу Марго» даже с такого огромного расстояния.

Я не мог услышать саму Марго, но мог послушать то, что когда-то слышала она. Поэтому я скачал альбом Вуди Гатри. Я сидел за компом, закрыв глаза, уперевшись локтями в стол, и слушал минорное пение. И в этой незнакомой мне песне я старался расслышать голос, который слышал всего двенадцать дней назад, но уже не узнавал.

Когда я слушал уже другого певца, которого любила Марго, Боба Дилана, домой вернулась мама.

— Папа будет поздно, — сказала она, не открывая дверь в мою комнату. — Сделать бургеров с индейкой?

— Хорошая идея, — ответил я, а потом снова закрыл глаза и вернулся к музыке.

Встал я только через полтора альбома, когда папа позвал меня ужинать.

Пока мы ели, родители говорили о политике на Среднем Востоке. Точнее, кричали, хотя и были согласны друг с другом во всем. Они орали, что такой-то — врун, а такой-то — врун да еще и вор, и что все должны подать в отставку. Я сосредоточился на своем бургере, который был прекрасен: много кетчупа и поджаренного на гриле лука.

— Ладно, закроем эту тему, — предложила через какое-то время мама. — Квентин, ты как день провел?

— Отлично, — ответил я. — К экзаменам готовился.

— Я поверить не могу, что пошла последняя неделя учебы, — сказал папа. — А кажется, что только вчера…

— Да, — согласилась мама.

Голос в голове завопил: «ОСТОРОЖНО ВОЗМОЖЕН ПРИСТУП НОСТАЛЬГИИ БУДЬТЕ ВНИМАТЕЛЬНЫ ВНИМАТЕЛЬНЫ ВНИМАТЕЛЬНЫ». Нет, мои родители — отличные люди, но они склонны к припадкам убийственной сентиментальности.

— Мы тобой так гордимся, — сказала она. — Но мы будем очень скучать, когда ты уедешь.

— Да ладно, не спешите вы. Может, я еще провалю английский.

Мама рассмеялась.

— Кстати, угадай, кого я вчера видела? Бетти Парсон. Она сказала, что Чак поедет учиться в университет Джорджии. Я за него рада, он всегда так старался!

— Да он — урод, — сказал я.