– Угу. Почти. Он называл его “каменная задница”.
– Ну да? И что – с осуждением? Или – одобрительно?
– Скорее, одобрительно.
– Вот странная вещь, – заметил Эль-де-през глубокомысленно. – Кого ни послушаешь, у всех товарищ Сталин всегда в хорошем настроении, добрый и шутит…
– Это называется “селекция наблюдений”, – объяснил Андрей. – Просто те, кто видел его в плохом настроении, не выжили, и их рассказов история нам не сохранила.
– Может быть, – согласился Эль-де-през. – А может быть, он и в самом деле был неплохой мужик? А?
– Вроде твоего хозяина?
– Ты кого имеешь в виду? – спросил Эл-де-през, сразу же профессионально насторожившись (словно кто-то в толпе сунул вдруг руку во внутренний карман пиджака).
– Что значит – “кого”? У тебя так много хозяев?
– А-а-а… Нет, мой хозяин в порядке. Грех жаловаться. Печальный человек с длинными волосами.
Андрей посмотрел на него с удивлением.
– Да ты поэт! Как сказано, однако: “Печальный человек с длинными волосами!”.
– Да это не я сказал, вообще.
– А кто?
– Неважно.
Тут Андрей поймал на себе внимательный взгляд черноглазого Существа, и хотел было подмигнуть ему ободряюще… или скорчить какую- нибудь гримасу посмешнее… или хотя бы губы свои сочувственно этак поджать… Но – не решился. Поостерегся. Дети его недолюбливали, и он это знал. Что-то в нем их настораживало: они старались не разговаривать с ним, уклонялись от игр и не принимали его шуток. Это его огорчало, но не так уж чтобы слишком. Неприятно, конечно, когда такой вот симпатяга глядит неприязненно и с опаской, но бывают ведь ситуации и похуже, не так ли?.. Например, когда на тебя неприязненно смотрит какой-нибудь дьяволоподобный питбуль.
– Значит, так, – решительно объявил папа Сережа, перехвативший этот обмен взглядами, но понявший его совершенно неправильно. – Будем все-таки лопать или будем в гляделки с дядей Андреем играть?
– Соку хочу, – объявило Луковое Горе, уклоняясь от прямого ответа на поставленный вопрос.
– Так. Желание законное. Подливаю соку. Пей. Но после – немедленно глотай то, что у тебя за щекой, и, черт с тобой, давай сюда эту котлету, и хлеб можешь оставить, положи на тарелку, я все уберу, только вот этот кусок котлеты доешь… который на вилке. Договорились, нет?
Это было похоже на полную и безоговорочную капитуляцию, каковой оно, по сути, и было. Андрей великодушно пропустил разгром опытного и умелого папы Сережи мимо внимания и спросил:
– Ну, хорошо. “Печальный рыцарь с длинными волосами”. А поподробнее?
– “Печальный человек”. Цитируешь, так цитируй.
– Виноват… “Человек”. И что он, спрашивается, за человек? О нем же легенды ходят. Это все правда?
– Смотря что именно.
– Что он из людей делает овечек, например.
– Это как?
– Приходит к нему человек, – объяснил Андрей. – Мафиозо какой-нибудь. Людоед. А выходит – смирный, как овечка. Вегетарианец.
Эль-де-през покачал головой.
– Первый раз слышу.
– Что у него квартира – Эрмитаж пополам с Лувром. Сплошь увешана старинным оружием, латами там разнообразными, ятаганами…
– Не знаю. Дома у него никогда не был.
– А ты его вообще – видел когда-нибудь? – спросил Андрей мягко.
Эль-де-през только фыркнул с презрением, потом поднялся и, не говоря ни слова, вышел вдруг из кухни – неестественно бесшумный и легкий при такой-то массе. Андрей посмотрел на Горе Луковое и – не удержался все-таки – скорчил ему рожу в том смысле, что такие вот дела, друг мой, – какой у тебя папаня, оказывается, нервный и легковозбудимый… Впрочем, контакта никакого не получилось: парнишка отвел глаза в сторону и даже откусил от остатков котлеты, чтобы только не общаться с неприятным дядей. (Правая щека у него сразу сделалась еще больше.)
Эль-де-през вернулся (так же внезапно и так же бесшумно) и сунул Андрею под нос цветную фотографию неописуемой красоты: лето,
