Почему вы молчите?! Чего боитесь перед смертью?! Да говорите вы уже!
– Ну же, Даль?! – поддержала лешего Крыця. – Даль, ты мужчина или тряпка?!
– Там запечатанный компункт, – выдохнул альбинос. – Подходы к нему давным-давно разминированы, все ловушки дезактивированы, но… Но ты же сам все понимаешь!
Зила точно окатили ведром родниковой воды и почти сразу на голову плеснули кипятка.
– За мной, – отодвинув Тахрира, прохрипел он и облизнул губы, враз ставшие сухими. – Нам уже нечего терять. И людям на поверхности, в Мосе, тоже нечего.
Они послушались его без возражений, дав возможность на бегу предаться мыслям.
Запечатанный компункт… Понятно теперь, почему Тахрир и Даль не хотели идти вперед. Компункт, да еще и запечатанный… Зил побывал в подобном месте с Лариссой и Трастом, тайгером Фелисом и его учениками Хэби и Шершнем. Дело было в землях полукровок, неподалеку от Минаполиса. Тот компункт давно был мертвым, исследованным вдоль и поперек, и то Зилу было неприятно там находиться, его все время не оставляло чувство опасности, будто за ним следят, в любой момент могут напасть, и это сильно, помнится, измотало его. А тут запечатанный компункт. Запечатанный! Причем недавно оживший, запустивший ни с того ни с сего автономную систему обеспечения! И никто – никто вообще в целом мире! – не знает, что там, за его бетонными стенами, какие опасности там таятся, какая смертоубийственная дрянь, созданная безумцами прошлого, вырвется на Разведанные Территории, если открыть тяжеленную гермодверь, над которой красным издевательски подмигивает Зилу лампа в толстом стеклянном плафоне. Только отщепенцы- мародеры, общением с которыми брезгуют и чистокровные, и полукровки, рискуют посещать такие места, но Зил ни разу не слышал, чтобы кому-то удалось убраться живым из запечатанного – а потом по дурости вскрытого! – компункта. Первопроходцы погибают всегда.
Квадратная гермодверь была ржавой – это было видно даже в мерцающем красном свете, делающем все вокруг будто бы облитым кровью. Как водится, дверь эта наверняка была не просто толстая, а очень толстая – толщиной в целую меру или что-то около того. Из двери нарывом-прыщом выпирал пластиковый короб замка. Это был именно замок, а не что-то другое, хотя его невозможно было открыть стальным ключом просто потому, что в нем не было дыры под ключ. Кнопки и рычажки на коробе тоже отсутствовали. Справившись с замком – интересно, как? – чтобы окончательно открыть дверь, следовало провернуть два ржавых вентиля. Под гермодверью во вспышках поблескивала лужа. Тут, в конце туннеля, неизменная труба, сопровождавшая троицу в пути по подземелью и даже послужившая спасению Зила при атаке белянчика, под острым углом поднималась к потолку. В ней зияли прорехи с неровными краями.
– Зил, может, не стоит?
– Может, и не стоит. – Леший обернулся к Тахриру, задавшему вопрос, и увидел, что его голову обтягивает древний изолирующий противогаз, шлем-маска которого потрескалась и порвалась, а «хобот» заброшен за спину. Через прорехи в маске было видно, что борода у Тахрира не растет и что все его лицо покрыто татуировками, выдавая отнюдь не юный возраст и участие во многих передрягах. Но вовсе не это заставило лешего отшатнуться от Тахрира и, оставив гермодверь, прижаться спиной к стене, хотя дорого было каждое мгновение, ведь хряцарь стремительно приближался и не собирался ждать, пока его жертвы выяснят отношения между собой. Тахрир был обнажен по пояс, из всей одежды на нем была одна лишь набедренная повязка, под которой едва скрывалось внушительное мужское достоинство, но, к сожалению, повязка не могла скрыть торс и конечности Тахрира, представлявшие собой один сплошной нарыв с волдырями. Зил ожидал увидеть как раз нечто такое, подозрения у него закрались почти что с начала знакомства с дрессировщиком, и все-таки он не сдержал своих чувств, не скрыл свое негативное отношение к несчастному. Его взгляд скользнул по лодыжкам зараженного, но на них ничего особенного – должного быть! – не было.
– Такие игрушки-погремушки высматриваешь, да, Зил? – Крыця встала между Зилом и Тахриром и, притопнув так, что звякнули бубенцы на ногах, потрясла еще медными бубенцами на запястьях. – Я – зараженная. И хоть я давно излечилась, продолжаю носить знак своей касты, чтобы не забывать, кто я и что мне пришлось пережить. Ты меня презираешь за это, да, Зил?!
Зил не нашелся с ответом.
Он же видел эти ее бубенчики, но почему-то решил, что это простые женские украшения, хотя они очевидно указывали на принадлежность Крыци к касте зараженных, на то же указывал и ее ненормально маленький рост, ведь среди чистокровных давно уже не рождаются дети с генетическими отклонениями – из-за суровых выбраковок, проведенных в первые столетия после Третьей мировой. А вот в зараженных зонах к чистоте потомства относятся проще.
Тахрир наметил движение к лешему, поднял перед собой руки, но остался на месте.
– Зил, у меня нет бубенцов, потому что я не был никогда ни в одной из известных зон. Я таким стал недавно, после Праздника. За то, что я ослушался князя, восстал против него, князь Мор велел отправить меня в лабораторию его матери – для ее жутких опытов. Там она и две ее подручные, одна молодая, а другая еще девчонка, сделали так, что мое тело корежило от боли, я едва не сошел с ума. После этого я обрел способность видеть в непроглядном мраке, но мои кожные покровы стали такими. Меня хотели убить, я им больше не был нужен, но мне удалось сбежать, с тех пор я скрываюсь в подземелье, в котором и раньше проводил много времени, дрессируя для князя белянчика.
Зил не был холодной расчетливой сволочью, но пока Тахрир рассказывал о пережитых им муках, он вернулся к гермодвери. Что бы ни случилось
