- Оригинальный вопрос! В ящик, что под кроватью, ясное дело!
- Мда...Ответ писателя ясен. Что скажет нам журналист?
- В Сену, конечно! Там сейчас такая свалка, что трупом больше, трупом меньше... - брякнул Эд
- Дурак. А представитель лженауки - аналитики чем нас порадует?
- Гм...скорее всего, я организовал спешную кремацию тела.
- Если Эдик просто дурак, то Рен дурачина в квадрате. Я к чему все это веду, друзья?
- А рогатый тебя знает! - рыкнул я, - Ближе к делу!
- Я думал, что тут хоть один нормальный человек. А Эл оказывается такой же тупица, как и все. Я толкую вам о том, что наш тихоня Николя убил изнасилованную им девушку и теперь она терроризирует его, требуя отмщения!
- Пока дурака я вижу здесь одного. Его имя начинается на Ал и заканчивается на Ан, - удовлетворенно сказал Рен, - Ерунду ты несешь, дружище. Да наш Николя может убить только одно существо в этом мире, и то это бутылка перно.
- Тогда я жду ваших предположений, Холмс! - обиженно надул губы Алан
- Тихо, друзья! - сказал я, не выдержав потока бреда, - Все гораздо проще. Вы не думали, что Николя просто сошел с ума?
Воцарилась тишина. Предположить подобное нужно было с самого начала...
- А поступим мы следующим образом, господа. Я на время отдыха Николя переезжаю в его квартиру. Если в течение недели ко мне никакие привидения не явятся - значит мы направляем Николя к психиатру.
- А если явятся - тебя? - не смог упустить момента съязвить Эдик.
- А если явятся, тогда я торжественно съем десяток страниц из тома Вольтера. На ваш выбор. Договорились?
- А как ты сможешь жить у него? - уточнил вечно осторожничающий Рен
Я поболтал перед его глазами связкой ключей:
- Жаннет лично поручила мне следить за квартирой своего мужа. Так что проблем не будет.
- А она где?
- Она здесь, в Париже, у своей матери.
- Договорились! Встретимся послезавтра на этом же месте, - окончил прения Эдуард, и мы разошлись.
Руками атеистов движет дьявол.
Летом, пусть даже и таким жарким, как в этом году, Париж приобретает странную, я бы даже сказал - притягательную, особенную прелесть. Яркие огни, сияющие девственной чистотой витрины магазинчиков на площади Звезды,столь обожаемые мной мимы у Триумфальной арки, арабы, торгующие открытками с видом на Эйфелеву башню. Однако, все, что можно увидеть в культурных центрах Парижа не может идти в сравнение с пригородами. Самобытность - вот то слово, которым можно охарактеризовать очаровательных Эллен и Мари,так мило флиртующих с Жанами и Пьерами на маленьких улочках пригорода...трогательно-добрых молочниц и зеленщиков, что разносят свой товар прямо клиентам на дом...напущенно-строгих пейзан, ведущих под уздцы своих кривоногих лошадок...
Именно с чувством погружения в самобытность я въехал в Фонтенбло. Автобус круто развернулся на конечной остановке, и я, вооруженный небольшим чемоданчиком и сумкой с ноутбуком, направился к опрятному дому в классическом Викторианском стиле. Здесь, в мансарде, и жил до недавнего времени Николя Криож, студент МБА, вместе с супругой Жаннет.
Что ни говорили бы злые языки, а вкус у Николя был отменный. Это было видно и по доброму уюту, создаваемому тяжелой, но одновременно придающей уверенность, мебелью в традициях императора Наполеона, и по отличному сочетанию мягких полутонов гобеленов, идеально гармонировавших с портьерами, полностью скрывающими вид на улицу, и по кухне, чудесно спроектированной для нужд романтика. Одним словом, я получил неимоверное удовольствие от первых же минут пребывания здесь. Вдали от шума Парижа...
Вечером, ближе к десяти часам, я полулежал в кресле и пытался очередной раз начать писать сценарий для очередного ток-шоу, заказанного Франс Интернасьональ. Странный звук отвлек меня от клавиатуры. Он раздавался со стороны шифоньера и звучал как "тук-туктуктук-тук-тук". Я вылез из-под пледа и обследовал громадину шкафа со всех сторон. Стук прекратился, но я был уверен, что раздается он из нутра шифоньера. Полумрак комнаты, а так же доза "Рикара" пробуждали во мне крайне нездоровые ассоциации со скелетом в шкафу, а от этого становилось крайне неуютно. Однако, вопреки ожиданиям, скелет, видимо, утомился и стучать перестал. Не могу назвать себя, человека выросшего в атеистическом Советском Союзе, пугливым или чрезмерно мистифицированным, однако прежний уют определенно куда-то испарился. Вместо него комнату заполнила прохлада летней ночи и я, укутавшись в одеяло, улегся на кровать Николя в надежде уснуть. И надежды мои оправдались.
Видение
...я стоял посреди комнаты, чьи идеально белые стены, пол и потолок создавали полную иллюзию коридора в бесконечность. Темная фигура медленно приближалась ко мне. Страх захлестывал горло своей удавкой, сковывая волю и движения.
- Нюит де Ноэль!, - прошипел мне в лицо призрак, который можно было назвать женщиной только при очень буйном воображении. Одетое в белое платье, привидение протягивало ко мне скрюченные пальцы и шипело мне в лицо одно и то же: " Нюит де Ноэль!". Его лицо было черным, будто испачканное сажей и лишь глаза, казалось, жили собственной жизнью - они двигались будто на шарнирах меча во все стороны эманации ярости и ненависти. Однако в его шепоте было различимо еще одно слово. Архив.
Стоит ли говорить, что проснулся я в холодном поту, и остаток ночи я провел в компании кофе и рычащего ночную программу в стиле блэк-метал "Радио красного всадника"?
Утром, едва солнце разорвало покрывало тьмы, наброшенное на Францию в угоду разнообразной нежити, я уже стоял на остановке в ожидании рейсового автобуса в Париж.
Туман развеивается.
В центральный архив Парижа я имею пожизненный допуск, как писатель-публицист, получивший Пулитцера на втором году карьеры. Я редко пользуюсь этой привилегией, однако сегодня был как раз тот случай. Первым же делом я подошел к старику-архивариусу:
- Мосье Трож, у меня к вам деликатный вопрос. Я сейчас пишу ряд очерков, для которых мне нужна стопроцентная достоверность...
Старый служащий поправил на носу очки с толстенными линзами и неспешно молвил:
- Вы ищете достоверное... Вы пришли по адресу. Я служу в этом архиве уже добрых полвека и могу поведать очень многое!
- Я опишу вам костюм. Женский. Смогли бы вы определить его вековую принадлежность?
- Он родом из двадцатого века? Или старше?
- Точно не знаю. Судить вам. - я описал платье девушки ровно с той точностью, на которую был способен
- Достаточно, молодой человек, - сухо оборвал меня старик, когда я дошел до описания лилии, вышитой на груди, - вы говорите о платье, одетом на молодой девушке, лет двадцати отроду?
- Д...да...наверное. А откуда...
- Пойдемте со мной, месье э-э-э...
- Полесофф. Эл Полесофф.
- Пойдемте ко мне, месье Полесофф, я расскажу вам одну историю.
Когда вскипел чайник в каморке архивариуса и аромат белого с лотосом чая наполнил помещение, мосье Трож раскурил трубку и начал свой рассказ.
- В тридцать восьмом году в Фонтенбло жила семья мясника Дижжона. Сам Дижжон, его супруга Адель и дочь Эрменегилда. Последняя тайком встречалась с молоденьким поэтом-революционером Мерсоном. И вот однажды, после крупного скандала с родителями, Эрми сбежала из дому и пропала. Мерсон был осужден за ее убийство, а господин Дижжон, который пил и до этого, под delirium tremens убил свою жену и повесился сам.
- Простите, - воскликнул я в аффекте, - Откуда у вас такие сведения??
Старик криво ухмыльнулся.
- Мое имя Мерсон. Мерсон Трож. И я отсидел в тюрьме двенадцать лет за убийство, которого не совершал.
- Тогда, я думаю вы знаете, что такое "Нюит де Ноэль"?
