Дел в Турине было невпроворот. Проект технологической части делали фиатовцы, но
мы также участвовали, так как уже насмотрелись передовых технологий. Кроме того, мы как
специалисты участвовали в коммерческой части контрактов. Технология закупки была
простой. Мы вместе с ФИАТом объявляли тендер на необходимое оборудование или
оснастку. Десяток фирм предлагали свои услуги, но ФИАТ доверял из них трем или четырем
и давал нам добро. Мы, в свою очередь, знакомились с характеристиками, если нужно,
выезжали на место, боролись за снижение цены и участвовали в подписании контрактов.
Молодец был Марат Нугуманович Фаршатов – директор механосборочного
производства. Он заложил резервы на двойную мощность. Надо сказать, что в европейской
практике принято закладывать до сорока процентов в резерв.
В Турине у меня не сложились отношения с руководителем нашей делегации
Анатолием Анатольевичем Житковым. Житков был бывший начальник одного из главков
Минавтопрома, а на заводе у нас стал замом Полякова по производству. Умный, остроумный
и довольно общительный человек. Самый старый из руководителей ВАЗа, 1913 года
рождения. Много курил и был немного похож на Пальмиро Тольятти. В делегации знали его
характер и почти все ладили с ним. Я думаю, что был не прав и конфликт у нас случился
спонтанно.
На одной из оперативок он обложил меня матом, правда, он это делал в отношении и
других руководителей. После планерки я остался и заявил ему, что не хуже его знаю этот
язык, но оскорблять меня не позволю. Он мне сказал, что материт он только тех, кого
уважает, и чтобы я не волновался. Но этот инцидент случился при моих подчиненных, и я
уже “завелся”, он может меня не уважать, но материть себя я не позволю. Я написал
заявление с просьбой вернуть меня в Тольятти. В это время в Турин прилетал Поляков, и
72
вопрос отошел в сторону. Виктор Николаевич сразу же начал поручать мне отдельные
задания, я стал у него “офицером по особым поручениям”.
Работа с Поляковым требовала максимального напряжения и полной самоотдачи.
Приходил домой не раньше двенадцати ночи, а уезжал к восьми утра. Из этого “итальянского
периода” хотел бы вспомнить два эпизода. Первый состоял в том, что во время переговоров
с инженером Буффа, а это был генеральный директор автомобильного дивизиона ФИАТа,
приблизительно в семнадцать-восемнадцать часов Поляков мне говорит:
– Организуйте поездку в город Александрию на фирму (названия не помню), которая
делает пресс-формы гальваническим методом. Возьмите пару специалистов по вашему
усмотрению и назначьте выезд на двадцать один час.
Я сразу же пошел в фиатовскую службу протокола. Ею руководила госпожа
Диметрина, (как нам говорили, тесно связанная со спецслужбами Италии). Я сказал ей об
указании Полякова, она ответила, что это зона НАТО и для оформления поездки потребуется
две недели. Я ей в ответ:
-Ехать нужно сегодня, в девять вечера.
-Нет, инженер Кислюк - это нереально. Обращайтесь к инженеру Буффа.
Я подошел к Буффа и изложил обстановку. Он сказал:
-Все решим, и переводчика тоже дадим нашего.
В двадцать один ноль-ноль во дворе стояло четыре автомобиля. Два ФИАТ-130 –
представительские для нас, автомобиль карабинеров и автомобиль полиции. Вот какой
авторитет был у Полякова в Италии. К Полякову в автомобиль по его указанию я посадил
начальника цеха оснастки Юдина, во второй автомобиль со мной сел представитель
министерства нефтехимической промышленности. А переводчик сел в автомобиль полиции.
И вот наш кортеж во главе с автомобилем карабинеров и мигалкой на большой скорости
рванул на Милан. Александрия, финиш нашего броска, был за Миланом. К полуночи мы
прибыли на место, и фирма во главе с хозяевами, всеми рабочими ждала нас. И все у них
работало. За час с небольшим мы осмотрели производство, получили ответы на вопросы.
Записывал все только я один. Юдин и работник министерства только смотрели. Во втором
часу ночи мы выехали назад – домой, в Турин. По дороге Поляков остановил наш кортеж и
попросил меня организовать хоть какой-то ужин. В три ночи мы с переводчиком постучали в
дорожный бар. Там закусили бутербродами, выпили по сто граммов коньяка. Поляков не
пил и напомнил мне, что в восемь утра у нас переговоры. В четыре утра мы были дома, а в
восемь я уже был на переговорах. Инженер Буффа спросил меня, как съездили и когда
приехали.
- В четыре утра.
– О, мама миа! О, боже мой!
Переводчик не явился, он позвонил и сказал, что два дня должен отдохнуть после
такой поездки.
Еще один случай произошел через месяц, точнее в следующий приезд Полякова.
Совещание было на самом высоком уровне, в нем принимал участие первый вице-президент
ФИАТа инженер Боно. Немолодой, полный, с пронзительным взглядом черных глаз. Мало
говорил, но слово его было решающим в любом споре. Главным вопросом явилась закупка
для пуска завода партии комплектующих узлов и агрегатов. Этот перечень мы сделали вместе
с фиатовцами, и сумма составила двадцать шесть миллионов долларов по оптовым ценам с
учетом скидки на большой объем закупки.
Поляков приехал с разрешением закупки, подписанным А.Н.Косыгиным –
председателем Совета министров СССР. Но в этом разрешении значилась сумма в
восемнадцать миллионов долларов. Разница в восемь миллионов - это по тем временам
восемь тонн золота высшей пробы. Хочу точно изложить диалог между сторонами –
Поляковым и инженером Боно. Я присутствовал от начала и до конца этого исторического
73
совещания. Время уже семнадцать часов, а в восемнадцать Поляков на поезде должен был
выехать в Рим и оттуда лететь в Москву.
Поляков:
– Вы понимаете, господин Боно, что в этом списке, составленным нашими
совместными специалистами, нет ничего лишнего и без этого объема нельзя запустить завод
в рабочее состояние.
- Да, наверное, вы правы, господин Поляков.
Далее Поляков говорит:
– Вот у меня бумага, подписанная председателем Совета министров правительства
нашей страны, в которой на эту проблему нам выделяют восемнадцать миллионов долларов.
Прошу вас рассмотреть возможность продажи нам всего объема комплектующих узлов,
агрегатов и элементов кузова вот за эти деньги.
Боно излагает свою точку зрения:
– Вы, инженер Поляков, понимаете, что я капиталист в полном смысле этого слова и
себе в ущерб ничего не могу делать, да и акционеры меня просто не поймут. Нужно,
вероятно, заключить контракт на весь объем, но расчеты производить значительно позднее,
вот на это я могу согласиться. Причем никаких процентов мы брать не будем.
Поляков:
– Я не имею права обманывать свое правительство. У нас это вообще нельзя даже
себе представить. Деньги строго регламентируются. Вы же понимаете, что без этого набора
изделий завод запустить нельзя.
Время уже восемнадцать часов, поезд должен пойти в Рим, но мне говорит
переводчик, что поезд ждет Полякова. И весь народ в составе также ждет, не зная, что
произошло, почему стоит поезд. Наконец инженер Боно подписывает контракт в сумме
восемнадцать миллионов на весь объем изделий. При этом он говорит, что они на других
контрактах компенсируют убытки.
Время седьмой час, завозят тележки с водкой, бутербродами с икрой, рыбой, мясом.
Все пьют одну, вторую рюмку. Поляков, Боно и мы, полдюжины человек садимся в пять
автомобилей и мчимся на вокзал. Поезд стоит и ждет Полякова. Автомобили наши стоят
прямо на перроне. И поезд, наконец, трогается. Не зря Полякова в Италии называли “Гранде
капо” – большой начальник. Уважали его все руководители нашей страны, Италии и ФИАТа,
