— Не любите их?
— Да… — Он замолчал, потом продолжил: — Было дело… ну да ладно. Это личное. Пойдемте.
Мы вышли и медленно пошли к его дому. Войдя, я внимательно огляделся.
— Когда-то в Америке можно было курить почти повсюду. Сейчас, в связи с этим маниакальным рвением борьбы за здоровый образ жизни, запретили. При этом все молчат, что то, что кушают американцы, уже и не еда в понимании как двадцать лет назад. Пищевой инжиниринг. Так, что-то с запахом привычных продуктов. Генно-модифцированный суррогат.
— Население планеты растет. Когда я был школьником, нам говорили, что на Земле проживает один миллиард человек. Не успел я состариться, а уже на Земле проживает шесть миллиардов. Кто-то говорит, что уже восемь миллиардов. Вы про это?
— Да. — Джон задумался. — И про это тоже. Увы. Население растет. Идет смена формаций. Арабы наступают. Китайцы наступают. Белая раса отступает. Вы же часто бываете в Европе. Как сильно изменился расовый состав? Я был в Париже, Марселе. Днем было такое ощущение, что уже нет французов во Франции. Одни африканцы и арабы. Слишком много их. Очень. И все наглые. Никто не хочет работать, ассимилироваться. Вот вы откуда приехали в США?
— Из Австралии, с перерывом на Англию.
— Да. Австралия. Отчего вам там не сиделось? Благословенный материк. Отчего назад не вернулись?
— А вы? Судя по тому, что я видел в России, голодные времена закончились. С вашим-то опытом в стране, где основная часть экспорта — нефть и другие углеводороды, думаю, были бы востребованы. И руководили бы своей или чужой компанией или бы трудились в американской компании, представленной в России. Я понял, что вы добывали нефть везде. И в России, на Ближнем Востоке, в Америке. На суше, на море. Имеете авторитетное мнение. Коль вам здесь, в Техасе, поручили возглавить целое подразделение. И обучением занимаетесь. Отчего остались? Обратно не тянет? Я, когда был в России, хотел переманить двух хороших специалистов по реставрации бурового оборудования. Нестандартный у них подход. Мне понравилось с ними работать. Они отказались наотрез, мотивируя, что без России они засохнут и старые уже. Им всего-то было по тридцать пять лет. У одного был даже вполне понятный английский. Говорили, что ностальгия их съест изнутри и сопьются на чужбине.
Скотников долго, внимательно смотрел на меня, молча, потом затянулся сигаретой. Выдохнул.
— Вы не типичный американец. Вам действительно это интересно?
— Конечно.
— Когда я только перебрался в Штаты, у меня спрашивали: «Как дела?» Я подробно рассказывал, как дела у меня. Пока не понял, что все это лишь дежурная фраза, которую прививают с детства. И всем на самом деле наплевать, как у меня дела. Здесь не с кем поговорить по душам. Просто поговорить. Коллеги? Их интересуют только производственные темы. Что-то не так — иди к психологу. У детей в подростковом возрасте возникает депрессия, хандра, сами родители их пичкают таблетками, вместо того чтобы просто поговорить, пообщаться, узнать, что тяготит их ребенка.
— А в России не так? Я просто не жил так долго там. Командировка.
Он снова посмотрел на меня долгим, тяжелым взглядом. Потом вымучил из себя американскую улыбку.
— А давайте выпьем?!
— Давайте. Только не очень много.
Мы уже давно стояли на пороге дома Скотникова. Он подряд выкурил две сигареты. В руках крутил зажигалку.
Поднял зажигалку на уровень глаз, щелкнул ею.
— Видите зажигалку?
— Да. И что в ней такого особенного?
— Это зажигалка австрийская IMCO. Модель 6700.
— Извините, но чем она так знаменита? Вот Zippo я знаю. Многие пользуются одноразовыми зажигалками, спичками. А эта… Я видел в старых фильмах.
— О! Это легендарная зажигалка! Австрийцы начали ее выпускать то ли в 1904-м или в 1907 году. С ней армии прошли и Первую, и Вторую мировые войны. Я помню, у моего деда с фронта трофейная была такая. Он до смерти курил и пользовался ею. Потом дядька забрал ее и по пьяни потерял. Или украли. Советские солдаты ее любовно называли «вдовушкой».
— Хм. А почему так?
— Потому что как вдова — безотказная на секс!
— Понятно.
— Она гораздо лучше раскрученной американской Zippo. Я уж не знаю, сколько производитель заплатил режиссеру «Крепкого орешка?2» за то, чтобы Брюс Уиллис бросил именно такую зажигалку на керосиновый след и самолет с террористами взорвался в воздухе, но эта сцена всему мира запала в память. С другой стороны, в моей зажигалке колесико спрятано внутрь. И если грязные или мокрые руки, то огонь ты всегда добудешь. Более герметичная, крышка у Zippo с ее запатентованным звуком открывания быстро разбалтывается, при падении гнется, петля изнашивается. А здесь еще вот, смотрите! — Сигарета в угол рта, морщится от дыма в глаз — вытаскивает баллон, куда заливается бензин. — Видите — свеча! Я уже не говорю про «шторку», которая опускается для обеспечения усиленного доступа воздуха, чтобы лучше горело! И вот… из-за массового безумия о вреде табака эта фирма с историческими корнями прекратила свое существование! Тысячи людей остались на улице.
— Вы сильно расстроены?
— Да! Черт побери! Я сильно расстроен! Мир безумен! Зачем бороться с табаком? Почему побеждает заведомо слабая зажигалка! Мир сходит с ума! Мало кто замечает это! Все слишком погружены в себя. Это все заговор!
— Может, пройдем в дом? А то гости Билла и Эшли уже поглядывают в нашу сторону. Завтра будут судачить в баре, что управляющий напился и нес чушь. А там, глядишь, и руководству донесут.
— Эти? — Он посмотрел в сторону дома, откуда мы пришли. Народ там стоял у порога.
Сотрудники приветливо помахали Скотникову.
Он помахал в ответ.
— Эти могут. Доносительство у них в крови. Они не прошли через ужас 1937 года. Хотя, может, и не заметили этого при Гувере и Маккартуре. А в России стучать нельзя!
— А! ГУЛАГ!
Евгений с презрением посмотрел на меня.
— Что вы можете знать, австралийцы, о ГУЛАГе! Только из фильмов, да пары-тройки книг. Не знаете — не трогайте эту тему.
Мы вошли в дом. Планировка такая же, как у соседей. Наверное, тут у всех такая.
Обстановка чисто холостяцкая. В зале диван, старое продавленное кресло, большой телевизор, музыкальный центр. По комнате раскиданы вещи. Несколько футболок, рубашки. В доме сильно пахло сигаретами и сигарами. На журнальном столике стояла огромная пепельница, набитая всевозможными окурками.
Там же стояла открытая коробка кубинских сигар. Стояла цилиндрическая упаковка с китайскими сигаретами. Раскрытая пачка с арабскими сигаретами. И пачка американских. Кажется, в курении Джон был неразборчив. Что угодно, лишь бы это можно было курить. Как же он ненавидит мир и самого себя, что ускоряет собственную кончину, как может.
Он ушел на кухню.
— Что будете пить?
— Может, для начала чай, а потом уже посмотрим?
— Можно и чай. Обычный черный?
— Да. На ваш вкус. Молока, я понимаю, у вас нет?
— Молока у меня нет. Но есть лимон.
— Очень хорошо. С лимоном.
Я прошел за ним в кухню. Минимум посуды в открытом шкафу. В раковине пять тарелок и кружки. Видимо, чистые кружки закончились, и Джон стал их мыть. На видном месте нарисовалась кофе-машина, одна из последних моделей стоимостью не менее пятисот долларов. Опять пепельница, забитая окурками.
— Пока думайте, что будете пить после чая. — Он открыл холодильник, там было не менее десяти бутылок водки различных марок, и польская, и израильская, и русская «Столичная».
Увидев, как округлились у меня глаза, Джон хохотнул:
— Штампы мышления аборигенов. Все считают, что если русский, то нужно дарить водку. Вот и дарят. А может, пытаются споить, чтобы занять мое место. Кто их знает, этих американцев.
— Я сам, честно, до сих пор не понимаю американцев, — подыграл я ему.
— О! Они уже не те американцы, что были раньше, трудолюбивые, двигающие прогресс и науку вперед! Сами уже ничего не делают, не думают. Нанимают, переманивают таланты со всего мира. Потому что их система образования прогнила напрочь. И эту же систему тиражируют по всему миру. В Советском Союзе была прекрасная система образования. Англичане ее скопировали, адаптировали под себя, теперь со всего мира богатые родители отдают своих отпрысков учиться бриттам, платят за это большие деньги. А тем временем их вербуют там, переформатируют. Как говорил товарищ Гитлер, гореть ему в аду: «Кто владеет детьми — владеет будущим мира!»
