здесь, как и положено ему по должности, с народом.
Я догнал Маргариту Ивановну, мы поздоровались и она, как знакомому, приветливо мне улыбнулась. Вообще-то жители Безымянного редко улыбаются,хотя женщины делают это всё-таки почаще мужчин. Мне их неулыбчивость понятна и близка ? я сам такой же. Она является следствием их
Я терпеть не могу людей, перенявших западную манеру притворной, неискренней улыбки. Такой человек иной раз при встрече радуется так, словно всяего предшествующая жизнь была лишь жалкой прелюдией к этому эпохальному событию ? встрече с Вами! На самом деле его цель ? приобрести влияниена Вас, чтобы использовать потом это влияние в своих целях, если не сейчас, то при случае. Да это особо и не скрывается. А кому же хочется, чтобы егоиспользовали? Поэтому на фальшивую радость от встречи и ненатуральную, как бифштекс из сои, улыбку я отвечаю молчанием, каменным лицом инемигающим взглядом в упор.
Лица местных жителей, мужиков и дам Острова, только кажутся угрюмыми, на самом деле они не мрачные, а серьёзные. Зато, если уж они улыбаются,то улыбка у них искренняя, естественная, идущая от души, а не от расчётливого разума. Вот такой улыбкой и сопроводила своё приветствие МаргаритаИвановна.
Удаляясь от посёлка с его тёмными окнами, люди растворялись в предрассветной мгле, и я растворялся вместе со всеми, неотличимый от них, в такомже брезентовом плаще поверх ватника и резиновых сапогах-вездеходах. Пока мы дошли до пристани, дождик кончился ? на этот раз, окончательно. Людиоткинули капюшоны, и только теперь я заметил Полину. Она распустила свой «конский хвостик», и весёлый ветер развевал её русые волосы. Волосывспархивали, но никак не могли улететь. Обнадёживающий знак ? неужели она решила кому-то понравиться? Уж не мне ли?!
Всё-таки слаб человек, не может он жить без надежды… Вот потому и слаб! Ну и пусть. Ради Полины я готов променять всю свою силу воли и ещёнезависимость впридачу на то, чтобы она выделила мне хотя бы маленький, совсем маленький уголок в своём сердечке.
…Судно носило название «Крайняя точка». Капитан спешил, поэтому разгрузку необходимо было закончить до рассвета. Мы успели.
Утро обещало хороший день. Тучи постепенно скатывались за горизонт, а на востоке, где должно было появиться солнце, светилась яркая полоска,небо над которой было чистого голубого цвета. Шептун возвышался серой тенью на полнеба, но вершина его уже блестела, как лысина на солнце у мужчин.Даже жёлтые листья, изредка мелькающие в кронах деревьев, не вызывали уныния и осенней грусти. Наоборот, подзолоченный ими пейзаж способствовал,скорее, подъёму духа.
Ближе к концу работы люди потянулись в посёлок, и тут на пристани появился Вадим. Первый раз с того времени, как мы оказались на Острове, в нёмпробудилась жажда деятельности. Он обегал всё судно, заглянул во все его закоулки, переговорил с капитаном, задал ему тучу вопросов. Весь его видвыражал крайнее возбуждение. Глаза Вадима горели огнём нетерпения, ноздри раздувались ? в таком состоянии его организму не хватало кислорода. Онне мог устоять на месте и потому ходил быстрым шагом, почти бегал вдоль берега, сцепив руки за спиной. При этом он не сводил глаз с судна, лицо его былопостоянно обращено в сторону «Крайней точки». Казалось, он боится, что если ненароком моргнёт лишний раз, столь долгожданная возможность вернутьсяв привычный мир растает, как мираж.
Я спустился на пристань одним из последних. Возбуждённый Вадим бросился ко мне:
— Мы едем! — Он сказал это таким громким голосом, словно я находился на соседнем острове, а он хотел до меня докричаться. — Капитан берёт нас, ядоговорился.
— Но я должен вернуть сапоги…
Удивительно, что в такой момент я подумал только о старых, с заклеенной дыркой, валеркиных сапогах. Наверное, это потому, что мой мозг отказывалсяпризнать очевидное.
— Да причём тут сапоги?! — Вадим продолжал говорить почти криком: бушевавшая внутри него энергия требовала выхода. Он буквально искрил, кактрансформатор во время грозы. — Капитан не может ждать, корабль отходит прямо сейчас.
Только тут до меня дошло, что
— Я не могу уехать прямо сейчас. Мне надо закончить свои дела на Острове.
Эти фразы я пробурчал чуть слышно, себе под нос. Я имел в виду, что мне ещё надо рассчитаться с Клавдией и выпросить у Акимыча собственныйпортрет, но Вадим понял мои слова по-своему. Мой неуверенный тон заставил его только усилить натиск.
— Какие дела?! Что тебя может связывать с этими людьми?
Вопрос, по мнению Вадима, был риторическим, поскольку предполагал только один ответ ? ничего. Действительно, а что? Да разве только то, что мыговорим на одном языке, причём понимаем друг друга даже тогда, когда высказываем свои мысли бестолково и косноязычно. А зачастую вообще обходимсянесколькими словами или даже совсем без слов. Почему же при этом всё-таки понимаем друг друга? Да потому, что одним миром мазаны и мыслимодинаково.
Ещё то, что родились мы в одной стране, в детстве играли в одни и те же игры и читали одни и те же книги. Нас, таких вроде бы разных и непохожих,сплачивает в народ великая история нашей Родины, трагическая, но и славная; имена наших героев; деяния далёких предков и недавних предшественников,которым мы обязаны всем, что имеем; заложенный в генетическом коде патриотизм, который может дремать до поры, но всегда просыпается в трудныймомент и помогает преодолеть неимоверные препятствия, пусть при этом хоть весь «цивилизованный» мир будет против нас.
В общем, ощущаемая на сознательном и подсознательном уровнях принадлежность к одному народу, одной исторической судьбе, одной духовнойкультуре.
Однажды меня поразила своей совершенной красотой одна древнеримская мозаика. Каково же было мое удивление, когда, присмотревшись, яобнаружил, что вблизи многие камешки, составлявшие мозаику, оказались блёклыми, тусклыми, имели неправильную форму да и вообще выгляделинеказисто. Но все вместе они создавали цельное и гармоничное изображение, которое трудно было предположить, рассматривая их по отдельности. Вот имы — такие же камешки в мозаике. И каждый камешек в ней важен. Его выпадение чуть-чуть, на микроскопическую капельку, но всё-таки изменяет общуюкартину, и она становится немного другой.
Понимает ли Вадим всё это? Вот этот вопрос, в самом деле, риторический. Поэтому я просто стоял, смотрел в одну точку перед собой и молчал. А что ядолжен был ответить?
Вадим тоже замолчал. Должно быть, на него так подействовало моё лицо. Он только сейчас, наконец, осознал значимость момента: крутой виражзакладывала не только моя колесница судьбы, но, в значительной мере, и его. Внутреннее напряжение, ещё минуту назад побуждавшее его к кипучейдеятельности, как-то враз, в один миг спало. Полноватое тело Вадима обмякло, осело, плечи опустились, руки повисли вдоль тела. Он неотрывно смотрел наменя. Взгляд его был полон тоски… Не знаю, что он читал в моих глазах, но в этот момент я прощался с прежней жизнью. Прощался без сожаления.
— Тебя Вика заждалась. Только представь, как она истомилась…
Вадим произнёс эти слова почти равнодушным тоном: он понял, что уже ничего не способен изменить. Он продолжал смотреть на меня с грустью исожалением, так смотрят вслед близкому человеку, который уходит навсегда.
Я ещё ничего не понял и не принял никакого решения, а ноги уже сами понесли меня в гору, к посёлку. Похоже, мой мозг не контролировал их в этотмомент. Я даже усмехнулся про себя: никогда бы не подумал, что мои ноги живут отдельной от всего остального тела жизнью.
