Таким образом, я и Мози остались в доме одни. Мой план, притвориться, что прошлой
ночью ничего не произошло. Нет ничего незаконного в том, что бы ради тепла разделить с
кем-нибудь постель. Я дошла до края, я слишком эмоциональна и я не хочу его глупой
помощи. Он уже переносит на улицу все вещи, перевязанные красной лентой, в контейнер, который мы арендовали. Красная лента означает, что это мусор, а голубая - что это нужно
оставить. Прошлой ночью мой папа так много вещей пометил красной лентой, в то время как
моя мама следовала за ним, пытаясь заменить все на голубую ленту.
После пяти или шести ходок, Мози заходит внутрь и наклоняется ,поставив руки на
колени, у него учащенное дыхание и я настороженно смотрю на него.
- Ты в порядке? У тебя приступ астмы? Здесь очень много пыли.
Он кивает и встает в полный рост, располагая руки на бедра. Он идет к своему рюкзаку, находящемуся на диване который мы собираемся выбросить, открывает его, достает ингалятор
и делает глубокий вдох.
Я провела последние десять минут возле нашего нерабочего камина, рисуя каракули на
пыльной полке полной прямоугольных следов от наших недавно упакованных семейных
фотографий.
- Ты все еще сердишься на меня? - спрашивает он, трудно дыша, и внезапно я
начинаю за него беспокоиться.
- Ты в порядке? Сядь! Могу я чем-нибудь помочь?
- Во-первых, ты можешь перестать игнорировать меня. Посиди со мной, - говорит он,
похлопывая по дивану рядом с ним.
- Это из-за пыли или из-за перенапряжения? - спрашиваю я.
- Из-за того и другого, - отвечает он и я осознаю что теперь он всегда прямо отвечает
на мои вопросы. - У меня есть идея, как заставить тебя чувствовать себя лучше. Ты сказала, что они просто снесут дом, не так ли? Как только получат разрешение банка?
- Да. Но мне не нравятся твои идеи.
- Я даже не сказал тебе, в чем она заключается. - говорит он еще раз пользуясь
ингалятором и задерживая дыхание в легких широко раскрывая грудь.
Он роется в рюкзаке и достает банку с краской. Он энергично встряхивает ее, снимает
крышку и передает ее мне.
- Для чего это? - спрашиваю я, мое сердце биться сильнее периодически пропуская
удары. Мози всегда полон сюрпризов и они волнуют меня как ребенка.
- Скажи мне, как ты себя чувствуешь. Выплесни это наружу. Потому что я вижу, что
тебе больно.
Я смотрю на него, и у меня болит сердце. Он так мне нравится и я хочу поцеловать его.
И меня так заводит то, как он смотрит на мой рот, я действительно хочу поцеловать... Я встаю
и неуверенно иду к стене. Снова взболтав банку с краской, я пишу гигантскими буквами
«ПОШЛИ НА ХЕР!» прямо над каминной полкой, где раньше весело зеркало.
Мози кивает мне и снимает рубашку. Он по-прежнему улыбается и поднимает большой
палец вверх, пока смяв рубашку, вытирает пот и пыль со своего мускулистого тела.
Я онемела, смотря на его грудь. У него рельефная, четка выраженная мускулатура. Он
идеальный. Нет, он лучше, чем идеальный. Он такой, каким должен быть мужчина. Я хочу
пройтись языком по каждому квадратному дюйму его тела. Хочу, чтобы он снял остальную
одежду. Хочу кувыркаться с ним голой. В пыли, в грязи, с прилипающей к нам красной лентой
- мне все равно. Я буду кувыркаться с ним где угодно.
- Еще что-нибудь? - спрашивает он и я прячу глаза от захватывающего тела передо
мной. Поворачиваюсь к соседней стене.
Я так возбуждена. Я горю. Я ужасно рассержена и сексуально не удовлетворена. Есть
кое-что, что я хочу написать, но это заставляет меня чувствовать себя эгоистичной и глупой.
Но я все равно хочу это написать, а это мой шанс, и он пока есть у меня.
- Я полностью поддерживаю своих родителей, а мне только двадцать пять! - цифры я
делаю просто гигантскими. Чувствую огромное эмоциональное освобождение. На самом деле
я никогда не говорила об этом вслух, но это то, о чем я думаю и что постоянно чувствую. Я
никогда не говорю об этом, потому что не хочу позорить их.
- Вот. Могу я показать тебе кое-что? - спрашивает Мози и подходит ко мне сзади. Он
кладет одну руку на мое плечо и прижимается ко мне, оборачивая свою большую руку вокруг
моей маленькой. Нажимает на кончик моего пальца и струя черной краски покрывает стену.
Он подвигает нас ближе к стене, аккуратно проделывая каждый шаг.
- Ты являешься частью того портретного проекта? Того, который против нарко-
трафика?
Его тело немного напрягается. Он отпускает пульверизатор. Теперь его очередь
игнорировать меня.
Он снова начинает двигать нас к стене. Поток краски становится менее прозрачным и
влажнее, а размытые линии делают идеальный круг, пока он руководит мной. Затем он тянет
наши руки назад и быстрее двигает банкой, делая зигзаги вперед и назад. Краска ложится
слабыми брызгами, создавая цветовую градацию, когда он снова возвращается к
первоначальным линиям. Это почти похоже на серый закат. Поразительно, но так просто.
- Так это и есть метод для такого граффити, да?
Я говорю, но абсолютно не важно, что я говорю. Потому что смысл данного момента
все прочувствовать. Только чувствовать. Мы соприкасаемся. Мози и я так близки и все вокруг
соприкасается с нами.
Его обнаженная грудь прижата к моей спине. Он выдыхает мне в шею, так близко к
моему уху. Его длинная рука покоится на моей руке, его ладонь обхватывает мою,
придерживая мои пальцы на крохотном распылителе банки с краской. Я чую запах его пота с
явным оттенком кедра. И его дыхание, с примесью химикатов от его ингалятора. Его сердце
бьется так близко от моего собственного, и я ничего так не хочу как его рук обернутых вокруг
меня, и его тепла ограждающего меня от всего и одновременно полностью просачивающегося
в меня.
Я стою напряженная и сдерживаю дыхание, молясь, чтобы он ушел и в то же время,
чтобы он никогда не покидал меня. Затем я чувствую, как его твердая как камень эрекция
прижимается к моей заднице. Я хочу прикоснуться к его члену. Это так не нормально. Мой
разум призывает меня к моей работе и моим профессиональным обязанностям.
Я вырываюсь подальше от него и, схватив банку, бросаю ее в пустой камин.
Поворачиваюсь к нему, чтобы поругать его за нарушение границ. Но он уже повернулся
спиной ко мне и как сумасшедший роется в своем рюкзаке. Он смотрит на меня, открывая
банку с красной краской, и так сильно трясет ее, я вижу, как напрягаются его мышцы. Он со
всей дури трясет банку, все время, пока смотрит на меня, затем он подходит к стене рукой
отодвигая меня.
- Отойди, - говорит он и поднимает банку собираясь рисовать.
Его рука очень быстро двигается, ничего не размывая, и у него выходят превосходные
линии. Он владеет легко узнаваемым мексиканским уличным стилем, которым украшено так
много мостов и дождевых водостоков по всему Лос-Анджелесу. То, что он делает -
прекрасно, а он всего лишь пишет слова одним единственным цветом. Я уже знаю, этот
человек может создавать маленькие чудеса своей росписью.
Он отступает на шаг назад, оценивая свою работу. Его руки скрещены перед ним, грудь
тяжелая, а его темные глаза горят.
Мне трудно сразу прочитать, потому что надпись сильно стилизована, но я
прищуриваюсь и вижу свое имя, а затем все понимаю «Это дом Ланы, она здесь выросла!»
Мои глаза наполняются слезами, которые невозможно сдержать. Я снова плачу перед
ним и мне хочется сказать ему, что я никогда не плачу. Что я самая сильная девочка, которую
он когда-либо встречал. В средней школе я упала на занятиях по легкой атлетике и вывихнула
колено. Я сломала два пальца, когда пыталась смягчить падение. Сколько слез я пролила в тот
день? Ни одной слезинки! Ни один человек не стал свидетелем моих слез. Я все держала в
