часов пожалею, что ела это.
Когда он заканчивает рисовать поле полное цветов теплых оттенков, он рисует высокую
и гордо выглядящую мексиканскую женщину, которой может быть только его мать. У нее его
индийские черты лица, острый лоб и крепкая челюсть, тоже выражение интеллекта и
неповиновения, которое она передала своему сыну. Она держит в руках два огромных
тропических оранжево-красных цветка. В центре одного из них свернулась калачиком
маленькая девочка. В центре другого - Мози рисует собственное лицо. У него занимает так
мало движений баллончика с краской, чтобы сделать из собственного образа совершенство, что я смотрю на это с отвисшей челюстью, чувствуя себя так, словно наблюдаю за каким то
волшебством. В углу он подписывается своим именем и вытирает пот со лба. Он закончил
шедевр раньше, чем закончил сосать леденец.
Он тянет меня, чтобы я встала и стряхивает сухую траву с моей задницы.
- Ты так талантлив, Мо, - говорю я, с благоговением смотря на него.
- Прибереги это, Док. Я не собираюсь рисовать или целовать тебя.
Забавно как в одно мгновение из за глупого предложения вы можете перейти из
состояния переполненного состраданием и эмоциями в состояние яростного разочарования.
Из-за маленькой цепочки слов сорвавшихся в виде шутки с уст мужчины, в которого вы
беспомощно влюблены.
Я зажимаю руки в кулаки и иду разрядиться подальше от него. Он хватает меня за руку
и с силой дергает назад, на его лице застыло выражение боли.
- Ты говорил со своей женой? - я требую ответа, выглядя ревнивой и такой, такой
незрелой, даже для себя. Я не хочу быть такой. Я должна быть лучше. У нас даже нет
отношений. Я собираюсь оставить его в Мехико.
- Не злись, Лана. Я говорил со своей мамой.
- Ты поддерживаешь с ней связь? - удивленно спрашиваю я.
- Трудно не делать этого, когда она постоянно разыскивает меня в поисках денег.
- Ох, я думала, вы отдалились друг от друга, - говорю я, сунув руки в карманы. - Нам
нужно ехать, - рассеяно говорю я, но теперь мое лицо покрыто слезами.
- Я не должен был рассказывать тебе ту историю. Ее слишком тяжело слушать.
Спасибо за это, - говорит он, указывая на картину. - Это помогло мне забыться.
Мы делаем несколько шагов и затем Мози снова останавливается.
- Лана? Мне нравится, когда ты наблюдаешь за мной, пока я рисую.
Он так серьезен и он, держа меня за пальцы, нежно тянет к себе.
Я громко рыдаю и мои рыдания звучат странно и незнакомо, как умирающее животное
или какой-то заглушенный горн, как предупредительный сигнал корабля.
Как мне выкинуть это из головы? Я не должна обнимать тебя. Не должна желать
твоего прикосновения каждой частью своего тела.
- Хочешь, я поведу? - спрашиваю я, расправляя плечи.
- Ты сводишь меня с ума. Я хочу увидеть тебя. Ты можешь быть самой собой? - Мози
сжимает меня в своих объятиях и мое тело ломается. Он поглаживает мой затылок и вдыхает
мой запах. Я могу чувствовать, как стучит его сердце рядом со мной. Знаю, я расстроила его.
Я знаю, что это ненормально одновременно желать трахнуть его и спасти.
- Спасибо, что выслушала самую печальную и странную историю на земле. Не
позволяй этому повлиять на тебя. Попытайся не потеряться в этом, она закончилась - по
большей части.
- Знаю, что так. Но я не могу ничего поделать с желанием спасти эту часть тебя. Я хочу
вернуться в прошлое и защитить тебя от всего плохого через все то, что тебе пришлось
пройти.
- Без этого опыта, Лана, я бы не стоял сейчас здесь перед тобой. Раньше я все портил, когда дело касалось тебя. Я умирал от желания поцеловать тебя. Самой худшей пыткой было
наблюдать за твоим ртом, пока ты спала.
Мо ведет меня спиной назад и прижимает к мокрой краске. Я чувствую, что она по-
прежнему влажная и то, как моя футболка и штаны прилипают к ней.
- Будь осторожен. Мы испортим картину.
- Я испорчу тебя, если ты позволишь мне сделать это.
Вы думаете, что один поцелуй может показать, каким будет ваше дальнейшее будущее?
Что поцелуй может уничтожить все ваши страхи, которые вы накопили за всю свою жизнь?
Или же, что он может заверить вас, что никакие ошибки не повлияли на вашу затвердевшую
судьбу? Что это должно было произойти именно сейчас и что все будет хорошо?
Нет? Ну, значит, вы никогда в жизни не целовали Мози. Его сладкий язык никогда не
скользил между ваших губ и не открывал для вас целую вселенную, заливая ее цветом и
эмоциями. Он никогда не хватал вас за затылок и не толкал к стене, прижимаясь всей длинной
своего тела к вам, чтобы вы полностью могли почувствовать его. Вся печаль, боль, красота, желание и калейдоскоп эмоций крепко засели в одном идеальном человеке.
Забавно, как совершенство может полностью изменить свое определение. Каким
совершенным может стать мужчина, руки которого обнимают вас. Как слово совершенство, может идеально описать человека, вся жизнь которого была испорчена несовершенством.
Мое тело пылает жаром в ответ на его желание.
Лана? Та, которую они называют «Доком». Социальный работник? Ну, та дамочка
может пойти и трахнуть себя. Здесь нет никого, чтобы судить нас. Есть только он и я, прижатые к стене туалетной на заправке, затерянной среди длинного шоссе по дороге
нашей принудительной поездки в Мехико.
Мози держит руки на стене, пока жадно поглощает мой рот. Когда он двигает рукой
вниз, чтобы прикоснуться к моему телу, яркие мазки краски оставляют пятна на моей
футболке. Мне нравится, что его прикосновения оставляют на мне метки. Я хочу быть
помеченной им, чтобы он взял меня и обладал мной. Я притягиваю его ближе,
сосредоточиваясь на том, чтобы впервые по-настоящему поцеловать его.
После дести минут поцелуев, мы возвращаемся. Мои губы опухли и они болят в самом
лучшем смысле. На этот раз я веду машину, так что Мози может отдохнуть. Я не уверена, как
все это изменит происходящее. Все о чем я могу думать, что это приведет нас к сексу.
Возможно, даже сегодня ночью, если мы снимем номер в гостинице. Не могу перестать
думать об этом и не могу перестать поглядывать на ее промежность. Я как мальчишка
младших классов в средней школе, сосредоточена на его теле и, в особенности на его пенисе.
Мой мозг повторно фантазирует о том, как я прикасаюсь к нему и раздеваю его. И какая-то
маленькая часть меня чувствует себя растлительницей малолетних. Словно мы только что
закончили сеанс терапии, а я по-прежнему хочу трахнуть его. Заставить его ослабить защиту и
раскрыться, а затем пойти на убийство. Я должна написать долбанное руководство об
эффективной социальной работе с несовершеннолетними правонарушителями.
Я мысленно делаю заметку, чтобы связаться с Гуннаром Андерсоном, когда мы
остановимся на ночлег. Он по-прежнему работает в этой системе и он, по крайней мере, может
пробить Бризу по фамилии. Скорее всего, это не даст много, но это лучше чем совсем ничего.
Из того, что мне рассказал Мози, ее забрали, чтобы та женщина смогла воспитать ее, и это не
было просто случайным похищением по неизвестным причинам. Я уверена, они сменили ее
имя, если они вообще знали, каким оно было раньше. Гуннар мог бы пробить возраст и
этническую принадлежность, но это предоставит нам выбор из тысячи. Тысячи пропавших
детей и это только в округе Лос-Анджелеса. А Бриза может быть где угодно.
Она может быть кем угодно.
Я протягиваю руку и прикасаюсь к предплечью Мози. Он спит. Он вероятно
эмоционально истощен. Мне одновременно хочется сделать две вещи. Первое, я хочу начать с
ним наше вместе-и-навсегда, консуммировать (оформить отношения путем вступления в
