— Кэмерон, ты делаешь мне больно, — всхлипнула Пайпер.
Не сводя с меня глаз, Кэмерон, наконец, отпустил её, и Пайпер тут же отстранилась от брата подальше, обняв себя руками.
— Ты? — спросил он резким голосом. — Что значит, это была ты…
— Это была случайность, — начала я оправдываться. — Прошлой ночью. Я пошла…
— Она пошла в ванную, — вмешалась Лилиас. — А я напугала её в коридоре. Она и ударила меня фонариком. Это была случайность.
— Случайность? — Кэмерон побледнел и смотрел будто не на меня, а сквозь меня.
— Ну да, — сказала я. — Это был несчастный случай. Мне жаль.
Внезапно Кэмерон сфокусировал взгляд. Он сделал резкий шаг назад.
— Впредь будь аккуратнее, — отрезал он. В этом доме уже было довольно случайностей и несчастных случаев.
И с этими словами он повернулся и ушел прочь, хлопнув дверью за собой.
— Он чокнутый, — сказала я, все еще потрясенная тем, что только что видела. — Да что с ним?
— Ничего, — ответила Пайпер. Её аквамариновые глаза были наполнены слезами. — Ничего. Он просто переутомляется иногда. Вот и все. Он ничего не может с этим поделать.
— Ну разумеется! — вспылила я. — Ваш папа знает о его приступах агрессии?
— Да это ерунда, — отмахнулась Пайпер, потирая синяки на руках. — Прошу тебя, просто забудь.
Похоже, мне просто ничего другого не оставалось тем утром. За обедом дядя Джеймс присоединился к нам. Это было так странно сидеть за одним столом с Пайпер и Кэмероном, которые вели себя так обыденно, словно ничего и не было. Когда Кэмерон попросил передать ему соль, он сказал это так, словно еще несколько часов назад не нападал на свою сестру.
— Я хочу съездить на автобусе в Данвеган сегодня, — сообщил Кэмерон за столом. — И хочу взять с собой Лилиас. Мы с ней сходим в кондитерскую. Я подумал, может Софи поедет с нами, если ей интересно посмотреть город?
Его приглашение меня испугало, и я тут же попыталась отказаться:
— О, я не ду…
Но дядя Джеймс перебил меня:
— Отличная мысль.
— Я поеду с вами, — весело предложила Пайпер.
— Нет, ты нужна мне здесь, — сказал дядя Джеймс. — Ты позируешь мне сегодня во второй половине дня, не забыла?
— О, но папа, а я не могла бы…
— Прости, Пайпер, но мне, правда, нужно закончить картину. Её ждут в галерее.
— Хорошо. Так значит, все решено, — сказал Кэмерон, поглядывая на меня. — Отправляемся сразу после обеда.
Пайпер выглядела несчастной, и я, вероятно, выглядела так же, но, в общем, иного выхода не было, поэтому спустя немного времени, я шла к автобусной остановке с Кэмероном и Лилиас. На поездку до города ушло всего двадцать минут на автобусе и, на протяжении всего этого времени, я не говорила с Кэмероном, а он не сказал мне не единого слова. Он просто уселся в автобус, засунув руки в карманы, и уставился молча в окно. Я так и не смогла понять, почему он предложил мне поехать с ними.
Когда мы приехали в город, Лилиас прямиком зашагала в магазин сладостей — это старомодное на вид место, полки в котором были заставлены большими стеклянными банками, заполненными разнообразными конфетами. Кэмерон протянул Лилиас большой полосатый пакет, и я неловко застыла на месте, наблюдая, как она забегала по магазину, заполняя свою тару.
Кэмерон взял еще один бумажный пакет и, к моему удивлению, протянул его мне:
— Выбирай что хочешь, я угощаю.
— О! Да я ничего не хочу, — сказала я, растерявшись. — Я подожду вас на улице.
Я никак не могла понять, почему Кэмерон ведет себя так дружелюбно. Его будто подменили.
Но когда он вышел из магазина, то еще сильнее сбил меня с толку.
— Вот, — сказал он, вручая мне бумажный пакет. — Раз ты не сказала, что тебе нравится, я выбрал на свой вкус. Ты производишь впечатление девушки, которая любит сахарных мышат.
Я уставилась на мешок в своей руке, заполненный белыми и розовыми сахарными мышками. По правде сказать, я их обожала, и меня бесило, что Кэмерон угадал мою слабость. Словно он действительно видел меня насквозь этими своими голубыми пронзительными глазами.
— Терпеть их не могу, — солгала я, пихая пакет к себе в карман.
Я заметила, как уголки губ Кэмерона дернулись в улыбке, и я могла дать руку на отсечение — он понял, что я лгу. Следом за ним из магазина вышла Лилиас, и мы зашагали обратно по дорожке.
— А что у тебя за проблема? — не выдержала я. — Расстройство личности или типа того?
Я рассудила так: вряд ли он нападет на меня, пока мы находимся в общественном месте, но, к моему удивлению, он рассмеялся, громко, взахлеб. У меня сложилось такое впечатление, что он вот-вот лопнет от смеха, некоторые прохожие даже обернулись на него.
— Что смешного? — спросила я.
Кэмерон помотал головой и несколько темных прядей упали ему на глаза.
— Ничего, — сказал он. — Просто нелепо.
Больше он ничего объяснять не стал и какое-то время мы шли молча, но спустя несколько минут он сказал:
— Я подумал, возможно, ты захочешь посмотреть художественную галерею, пока мы здесь. Её владельцы покупают большую часть папиных работ. Некоторые из них будут выставлены.
— Конечно, хочу, — сказала я. У меня было странное чувство, что все это к чему-то ведет, но я не понимала к чему именно.
Когда мы добрались до галереи, Лилиас пожаловалась, что картины — это скучно, и мы оставили её поедать конфеты в фойе на лавке. Камерон повел меня туда, где были выставлены картины его отца. Большинство из них были на морскую тематику. Благодаря его мастерству, казалось, что, если долго смотреть на зеленые и синие тона океана на его полотнах, можно почувствовать соленый запах бриза, услышать прибой и ощутить песок под ногами. На одной из картин я узнала маяк Нест Поинта, а на другой пляж возле их дома, отвесные скалы и черный песок.
— Что ты думаешь об этой, — спросил Кэмерон непринужденным голосом, указывая на одну из картин.
На картине был изображен пляж и Пайпер, только дядя Джеймс изобразил девушку в виде русалки. Дяде удалось с помощью сотен крошечных мазков передать её идеальные черты лица, зеленые глаза, глянец волн её белокурых волос, которые ниспадали ей на спину. Она сидела на одном из блестящих черных камней, поднимающегося из морской пучины, неподалеку от маяка, и любовалась морским пейзажем, свернув плавник хвоста у каменного подножья. Бриз развевал её волосы, капли воды покрыли её кожи, заставляя её блестеть на солнце. Я вспомнила, что стоило мне впервые увидеть Пайпер, я подумала, что она очень похожа на русалку.
— Она потрясающая, — сказала я.
— Г-мм. Папа нарисовал Пайпер в образе русалки около года назад. Это была его самая популярная картина, и она была продана дороже в два раза, чем все остальные. С тех пор на такие картины спрос только растет. Можно сказать, что русалочьи картины наш хлеб с маслом.
— Ей идет, — заметила я.
— Да, и я так считаю, — ответил Кэмерон. — Пайпер, разумеется, была в восторге, когда папа впервые нарисовал ее такой. Это взрастило в ней чувство тщеславия. Но я всегда думал, что это любопытная альтернатива — нарисовать собственную дочь в образе чудовища.
— Чудовища?
— Ну да. Русалки — морские хищники. Падальщики. Убийцы. Они поют песни, чтобы заманить корабли на погибель в скалах. Они заговаривают моряков, топят их, чтобы утащить их на дно, где и пожирают их души.
И вот опять при упоминании об утопленниках, меня передернуло. Пожалуйста, хотела я сказать, пожалуйста, не говори ничего про то, как кто-то тонет. Я не хочу ничего об этом слышать, или даже думать.
— Уверена, что твой папа ничего такого не подразумевал, — возразила я.
Кэмерон взглянул на меня.
— Как-то раз я видел другую его картину. Он её не продал галерее. Думаю, что он не хотел, чтобы и я её видел. Мы никогда не говорили об этом — и я знаю, что Пайпер никогда не видела. Она снова была его натурщицей. Он опять рисовал русалку. Но вместо того, чтобы просто сидеть на камнях на этот раз русалка утаскивала на дно человека. Она его топила, и у неё было такое выражение лица… голодное и счастливое — она была похожа на чудовище.
