Незнакомец склонился над ним, а Розмич сам того не заметил, как перестал притворяться и вперил в старика взгляд затравленного зверя.
— Не бойся, парень. На кой ляд ты мне сдался! — пробасил дед. — Чего разлёгся?
На тронутом всеми северными ветрами лице вроде бы глаза нет — левого. Примечательное такое — черты острые, словно прибрежные скалы, хищный горбатый нос, рот кривоват.
Розмич приподнялся на локте, силясь встать. Не тут-то было. Тогда незнакомец протянул ему длань, мощную и холодную, и человек уцепился за неё, как тонущий за спасительное весло.
Распрямился, пошатнулся, но устоял, удержанный цепким стариком. Был он много выше Розмича, да ещё сутулился.
— Благодарствую, отец. Но дальше уж я как-нибудь сам, — пробормотал Розмич, стараясь не глядеть на неведомого помощника.
— Другой бы спорить стал, а я всегда «пожалуйста», — ухмыльнулся седобородый и отступил, словно полмира высвободил из тени.
— Кто ж ты есть, добрый человек? — спросил дружинник, вытряхивая из-под рубахи да бро?ни въедливый песок.
— Лодочник. Перевозчик я, — отозвался басовитый незнакомец.
— Выходит, сами боги тебя послали. Так бы и провалялся без памяти, кабы не ты… — рассудил Розмич, поглядев на красноватые облака над Онегой.
— Это как посудить. Но поспешай в другой раз медленней, — вымолвил старик, тяжело присаживаясь на обломок скалы так, чтобы быть вровень с Розмичем.
Тот нащупал на груди обереги, поцеловал, сунул под рубаху: «Выручили!»
— Кабы не сосенки молоденькие да не лишайник богатый, в лепёшку бы ты, парень, расшибся, — пояснил бородач, указывая на крутой склон, с которого падал дружинник.
Розмич схватился за пояс — нож на месте, но вот меч! Да неужто выронил? Летел кубарем да вверх тормашками?!
— Там… — продолжил высокий, как мысли читал.
И точно, на песке поблёскивал верный ему доселе клинок. Не дался супостатам! Розмич ликовал. Поднял, огладил, вытер руду, окровавив рукав.
— Раз уж ты меня выручаешь сегодня, отец, так не скажешь ли, видал ещё кого? Век твою услугу помнить стану, а жив буду — за наградой не постою.
— Сделай то, что должен, Розмич. А там сочтёмся, — молвил басом нежданный помощник.
— Откуда знаешь имя моё? — изумился тот.
— Женщина звала: «Розмич! Розмич!» Я и смекнул, что ты это, — пояснил седобородый и сверкнул единственным оком.
Сердце Розмича споткнулось и тут же заныло. Даже боги не знают, как трудно было побороть это сладко-щемящее чувство. Но в последний раз мысли о синих глазах Затеи обошлись слишком дорого. Он теперь скорее Онежское море выпьет, чем позволит себе повторить ошибку.
— Не иначе Затея! Напали на нас, не отбились. Эх, кабы знать, где бьярма сыскать.
— А где потерял, там и ищи, молодец. Пора мне, — старик поднялся, вырос над Розмичем исполином, а в руке — как только дружинник прежде не приметил — копьё, да нет — посох дорожный. — Дальше ты сам, голова, чай, не для шапки будет, — сказал да и шагнул, уж у самой воды стоит.
— Стой, дед! — крикнул Розмич ему вслед. — Ты куда? Если лодочник, так у тебя и лодья имеется?
— Знамо дело, есть. Но не про тебя. Сказал же, мне на тот берег. А твои дела решать на этом, — отозвался старик басом.
«Розмич!!!» — вдруг донеслось издалека.
— Ну и шут с тобой! — выругался дружинник и, огибая валуны, заторопился на зов, крепко сжимая рукоять.
Он всё же обернулся на бегу, но перевозчика и след простыл, и лодки его не видать.
Глава 5
Песнь бьярмов была длинной и зловещей, вот только суровому Юмоле вряд ли понравилась, иначе не позволил бы Розмичу вот так запросто подкрасться к самой кромке озарённого светом круга. А может, заслушался громовержец и, роняя слёзы умиления, не заметил смельчака… С богами-то, как и с людьми, всякое бывает.
Ловчан притаился немногим дальше. При нём, кроме меча, по-прежнему лук и остаток стрел в колчане. Ултен с проворством мальчишки пробрался на другую сторону площадки: если удастся — освободит пленных, если нет — нападёт. Все замерли!
Розмич оказался до того близко, что в дымном воздухе мог различить запах сырых кож и крепкого пота. Собранный, изготовившийся к прыжку, как лютый зверь, он недовольно морщился — ну и вонища! У каждого врага свой запах, особенный. Но ни лопь с корелою, ни даны, ни другие, встреченные в битве, не воняли так явственно, как эти.
