я из больницы, усталый. Так выйди, улыбнись, поинтересуйся, мол, уработался милый? Накорми, приласкай…» А она мне, представь: «Я тоже работаю! Кто же меня приласкает?»
– Это непорядок, – кивнул Андерсон.
– А я что говорю!
– Женщина не должна работать. Это удел мужчины.
Генка даже рот раскрыл от изумления.
– Так я за двоих, что ли, работать должен?!
– Мужчина содержит всю семью.
– А женщина?
– Она содержит дом и воспитывает детей.
Некоторое время в кабине царит молчание. Потом Чуйков шумно вздыхает, крутит головой.
– Всё у вас, у американцев, не как у людей! А у нас, в Союзе, право на труд имеют и мужчины, и женщины. А кто бездельничает – тунеядец. Я Катюхе так и сказал: «Хочешь работать – пожалуйста. Я лично, полечу на Венеру, подвиг совершать. Стану героем – тебе же стыдно будет…»
– А почему ей должно быть стыдно?
– Потому что такого парня упустила!..
Мерно ворчит краулер, отмеряет километр за километром. Стена леса справа заметно мельчает. За ней поднимаются всё ближе ребристые, угловатые склоны Хребта. Белесая дымка впереди над трассой ощутимо наливается синевой, тяжелеет.
Андерсон не в первый раз бросает туда озабоченный взгляд. А Чуйкову всё интересно.
– Чего там такое, Паш? Гроза, что ли, собирается?
– Это не гроза. Тайфун.
– Да ладно! Тайфуны только на море бывают.
– На Земле. А здесь – Венера.
Генка тоже озабочивается.
– А мы успеем проскочить?
– Вряд ли. Тайфун идет нам прямо в лоб.
– И что же делать будем?
– Ничего. Едем дальше. Тайфун встретит нас часов через пять-шесть.
– Не люблю грозу, – ворчит Чуйков. – Сидишь как… таракан в трансформаторе. Того и гляди, в уголь превратишься. У меня каждый раз, как гроза начинается, всё тело чешется. И волосы дыбом стоят.
– В краулере никакой тайфун не страшен, – успокаивает Андерсон. – Машина хорошо экранирована. А вот плавать краулер не умеет.
– Плавать?!
– Во время тайфуна идет очень сильный дождь. Дорога иногда превращается в настоящую реку.
Генка посмотрел на густеющую синеву впереди, поерзал в кресле.
– А я ведь того, Паш, плавать-то не умею.
– Тебе и не придется. – Американец улыбнулся. – Вода до кабины еще ни разу не доходила. Если поток окажется очень мощным, мы просто переждем…
Задремал Генка. Голова на грудь упала, сам чуть из кресла не вывалился – ремни безопасности не дали. И приснился ему сон. Будто едет он в автобусе из родного Бийска в Барнаул. Дорога ровная, как стрела. Степь вокруг бескрайняя, солнце светит, маки цветут – красотища! И вдруг откуда ни возьмись туча. Громадная, черная. Вмиг небо заполонила. Потом как грянет, как засверкает. Дождь полил. Не дождь – ливень. Дорога враз в реку превратилась. Автобус еле ползет по этой реке. А вода всё выше, уже к окнам подбирается. А люди-то в автобусе спят себе, в ус не дуют. Подхватился Генка, забегал по проходу, трясет пассажиров за плечи. Не просыпается никто! Пригляделся, а они все мертвые, и лица в зеленых язвах…
Очнулся Чуйков мокрый. Вспотел со страху. Глянул вокруг – и впрямь ливень. А небо черное и грохочет – аж машина подпрыгивает.
– Тайфун? – спрашивает.
Американец в рычаги вцепился, лицо бледное, скалится, молчит.
Чуйков тоже замолчал, вперед смотрит. А что толку? Ни зги ж не видно. Стена воды. Свет фар дальше пяти метров ее не пробивает.
– Где мы? – снова спросил Генка.
Пол молча на монитор курсовода кивнул. Генка посмотрел. Они успели проехать километров двести. До Вонючей низины оставалось не больше тридцати.
– Может, переждем?
