мотор. Из-под капота повалил чёрный дым.
– Лопнул подсвечник у пятой свечи! – злобно прошептал я и пальнул по салону, стараясь зацепить разместившегося на заднем сиденье пассажира. – Нету бензина, хоть хуем стучи!
Из «мерсюка» выскочил шофёр и опрометью кинулся обратно к даче. Сам Стаценко почему-то не показывался. Мысль о том, что я его свалил, привела меня в бурный восторг и я, уже не торопясь, влепил в чёрную крышу четыре бронебойных пули.
Вот и исполнилась детская мечта – расстрелять из ПТРД автомобиль представительского класса. Жаль, Крейзи нет рядом, он бы оценил.
Последний чачеловский БЗ-41 я использовал по задней части кузова, надеясь поджечь бензобак. Ничего почему-то не загорелось, но и того, что сделано, было вполне достаточно. Не знаю, кто бы смог уцелеть в насквозь пробиваемом пулями салоне. Дырок я отсюда, конечно, не видел, но целился в разные части крыши, чтобы Стаценко, даже если он упал между сиденьями, не оказался в зоне недосягаемости.
«Мерседес» понёс изрядный урон. Передок был объят пламенем – горели бензин и масло. Я глянул на часы и вдруг понял, что времени на отступление у меня осталось в обрез. Восемнадцать минут девятого – минуло три минуты, немного, но хватит, чтобы вызвать милицию. Я ринулся к чердачной двери и покинул дом через самое дальнее парадное. На улице было тихо, однако следовало поспешать, пока кварталы не начал шерстить ОМОН. Я дошёл до метро и, никем не замеченный, влился в поток пассажиров. Домой я вернулся в девять тридцать. У Остапа Прохоровича как раз должен был начаться рабочий день.
Тёща завесила все зеркала чёрным крепом. От этого квартира приобрела некую величавость и стала напоминать задрапированные покои в готическом стиле. Кухня, где был убит тесть, зеркал не имела. Я сидел за столом и пил кофе в гордом одиночестве. На полу был линолеум. Пятно крови замылось начисто и не портило мой аппетит.
Разделавшись со Стаценко, я почему- то не чувствовал страха. Просто стало легко на душе. Древний обычай мести, присущий всем народам Земли, не был варварским пережитком прошлого. Дух злодейски убитого родича действительно требовал возмездия. Он его получил и теперь отошёл от меня. Я даже не задумывался о том, как отреагирует на эту акцию «Светлое братство». Мне было безразлично. «Они хотели войны – они получили войну». Все заверения в дружбе и сотрудничестве на поверку оказались ложью. Гумозный пидор мне наврал. Он был следующим в моём списке.
Во рту стояла кофейная горечь. Я смотрел в окно. Над крышей дома напротив, откуда стрелял засадный древолаз, плыли облака. Снайпера я не боялся. Теперь я знал, что значит выйти на тропу войны. Не бегать по городу, как загнанный партизан [42] , а начать планомерное и продуманное уничтожение противника. Врага.
Я начинал мыслить ратными категориями.
Доспехи Чистоты быстро привили способности, не достигнутые преподом военной кафедры ЛГУ за весь период обучения. Несколько дней активной практики по эффективности превзошли годы нудной теории. По натуре я, наверное, практик. Поэтому и выбрал археологию, а не работу в архивах. С тех пор жизнь преподносит мне всё новые и новые уроки, давая познать себя с самых неожиданных, к счастью, не всем доступных сторон. Эта школа дорого мне стоит. Ещё дороже обходится моим близким. Какую же пользу я могу извлечь из этих знаний, купленных столь недёшево? Она должна быть, иначе зачем мне эти уроки.
Так я размышлял об особенностях методов ликвидации житейской безграмотности, прихлёбывая из чашечки горячий кофе без сахара и не обжигаясь.
Мягко шаркая шлёпанцами, на кухню вошла Валерия Львовна. Она добрела до окна и сняла с батареи сушившуюся на ней кошёлку.
– Пойду в магазин, – бесцветным голосом сказала она.
– Да что вы, давайте я сам схожу, – мне хотелось оказать ей какую-нибудь услугу.
Тёща по-старушечьи вздохнула и отдала сумку. И куда девалась та энергичная, язвительная дама, наводившая на меня ужас ещё месяц назад? Валерия Львовна
Я выкатился из дому, изгоняя из головы дурные мысли. Погода разгулялась, начинало припекать солнышко и быстро стало понятно, что куртку надел зря. Впрочем, без неё было не обойтись – во внутреннем кармане лежал «стечкин»; в латы я облачаться не счёл нужным, а вот волыну на всякий случай взял.
Продуктовый маркет размещался на углу. Идти до него было минут десять. По случаю рабочего дня, контингент покупателей составляли сплошь старушки, да ещё какой- то накачанный неформал разглядывал витрину с колбасами, видимо, выбирая наиболее богатый белками продукт. Одет он был как «белый негр»: в короткие штаны до колен, широченную сетчатую футболку, покрытую рэповской символикой, непонятными цифрами и надписями, и высоченные кроссовки «Рита» (они же «Puma»), дорогие, баксов за триста. Фигура у него была типично культуристическая, наработанная в зале осанка пауэрлифтера, словно он готовился вот-вот поднять штангу. Я встал рядом с неформалом и приценился к ветчине. Ветчина мне понравилась и я поискал глазами кассу.
Неформал обернулся и глянул на меня. Я тоже вытаращился.
Это был Вова Богунов, только значительно возмужавший – видел-то я его последний раз лет в семнадцать. Коротко стриженная башка, круглые глаза и приоткрытый от удивления рот. Теперь я знал, как выглядит древолаз засадный в мирной обстановке. Мы шарахнулись друг от друга. «Сейчас убьёт!» – мелькнуло в голове. Похоже, не только у меня одного. Почти наперегонки мы выломились из магазина и рванули в разные стороны. Я – доставая из-за пазухи «стечкин», Рыжий – не знаю что он мог доставать; оружие в его негритянское платье заныкать было некуда. Когда я оглянулся, Богунов исчез.
С сильно бьющимся сердцем, я вернулся домой. Ни о каких продуктах речи уже не шло. Тёща просекла по моему лицу, что опять случилось нечто экстраординарное, и вопросов задавать не стала.
Я ошалелый, сидел в своей комнате и рассуждал, к каким последствиям приведёт наша встреча. Вова знает, что я жив. По его харе было заметно, что он записал меня в покойники, а тут я воскрес и стою рядом с ним в очереди за колбасой. Есть от чего распереживаться. Рыжий меня боялся. И ещё я знал – теперь он будет с удвоенной силой стараться меня убрать. Богунов привык доводить дело да конца. Пухлый был прав: свидетель синявинской бойни древолазу не нужен.
Странно, но дома Богунов почему-то не воспринимался мною как засадный ганс – вылезший из маскировочной кочки таинственный мужчина с кельтской татуировкой, а ассоциировался исключительно с Рыжим – товарищем по детским играм.
– Какая попсня, – сказал я и поймал себя на том, что говорю словами Пухлого.
Почти сразу же раздался телефонный звонок.
– Иди, милый, тебя, – в комнату заглянула
