Лешка глубоко вздохнул, встал, подошел. Черт, лежит, как кукла, как спит, Эндюшка, Эндюшка… Ну прости, малыш.
Лешка нагнулся, обнял труп за талию и попытался приподнять. И в тот миг, когда неожиданно невесомое, холодное, как лед, тело легко подалось, Энди вдруг вздохнул и открыл глаза.
Лешка разжал руки и сел на пол.
– Бздец…
Энди сладко зевнул и потянулся.
– Ты зачем меня разбудил, а? – потянул лукаво, кокетливо, с хитрющей улыбкой.
– Твою мать, Энди, да я думал, ты уже давно мертвый! Ты знаешь, что ты не дышал, чудило!? И холоднющий был, как… Как замерзшая лягушка!
– А зачем ты меня трогал? Терпеть не могу. Не хватай меня больше, ладно?
– Ах, не хватайте его! Схватишь тут. Да я тебя уже хоронить собрался!
– Не надо, Леш. Из гроба выбираться тяжело. И вообще – ладно тебе, брось. Лучше плесни мне вина капельку. Спасибо. Все нормально. Я всегда так сплю. Для таких, как я – совершенно нормально.
– Для каких это «таких», а? Которые из гробов выбираются?!
– А вот смотри.
Энди протянул руку с пустым стаканом над столом – и Лешка послушно посмотрел на стакан. Стекло стакана розовело от остатков вина.
– Ты не туда смотришь. Ты на стол посмотри. Лешка так же послушно перевел взгляд.
На столе, освещенном лампой, четко чернела тень от двух бутылок и маячило бледное серое пятно. После минуты тупого рассматриванья Лешка сообразил, что это тень стакана. Она перемещалась по плоскости, покрытой потрескавшейся полировкой, сама по себе, как живая черепашка. Зрелище это так заворожило Лешку, что он не догадался, чем оно такое неестественное.
– Ну и?
– Умник. Ты тень моей руки видишь?
– Нет. Так и запишем – фокусник. Как ты как это делаешь?
– Мы, Леш, вообще тени не отбрасываем. И в зеркале не отражаемся.
– Ну, скажи еще, что вампир.
– Вот именно, – сказал Энди обижено.
– Тогда я – русалка.
– Дурак ты, – сказал Энди еще более обиженно и отвернулся.
Лешка подался вперед и посмотрел на Энди так, будто видел его впервые.
– Я не понял: ты что, серьезно?
Энди кивнул. Лешка вскочил, порылся в тряпках, отыскал кусок зеркала, перед которым отмачивал синяки, поднес к лицу Энди, заглянул через его плечо. Увидел собственные дикие глаза, черно-красно-синее припухшее пятно на скуле, колючую щеку, потолок, стену… покрутил зеркало так и сяк. Энди отстранился, рассмеялся.
– Обалдеть…
– Ну, вампир, подумаешь.
– Не, я не понял, а что ты на меня не бросился? А на них только?
– Надо было брро-ситься! Вот так прямо брро-ситься – и сожррать!
Энди хохотал и болтал ногами. Он смеялся заразительно и весело, искренне, как-то совсем по-детски – Лешкин шок слегка попрошел, но все-таки тянуло заглянуть Энди в рот. Красивые были зубы – ровные и яркие, киношная улыбочка – но без тех клыков, с которыми каждый уважающий себя вампир появляется в кино.
– Так ты почему? Пожалел меня, что ли?
– Да их много было, а ты один. Ну считай, что по жалел. А так – разозлился просто. Подумал, сволочи, все на одного, с пистолетами – на безоружного.
– Благородно.
– Просто захотелось.
– Так ты их что, загрыз там?
– Да, загрыз. Зверь, зверь! Страшно – аж жуть! Да нет, конечно. Так. Поцеловал.
– Ничего себе – поцеловал!
– Да, – Энди снизил голос до вкрадчивого шепота, встал, прошелся крадущейся упругой походкой, – подошел вот так, сзади… – тонкая рука, холодная, как жидкий азот, холодная до ожога, скользнула за Лешкин воротник, Энди наклонился, промурлыкал в самое ухо, – а потом поцеловал в шейку, нежно-
