понятые, тетенька-доктор со своей ваткой, трупы Вадика и его бойца с огнестрельными ранениями. В мире этого, отражающегося, водились похотливые мертвецы, водящие дружбу с Лешкой, у которых теперь был телефон и можно было в любой момент позвонить прямо в склеп или в ад, чтобы поболтать о жизни и смерти. Как весело! И я рассмеялся.
– Вы не употребляете наркотики? – строго спросила тетенька. Она взяла бумажку, чтобы записать.
– Нет, только пью, – сказал я. – Но – по-черному.
Энди смеялся, как шестиклассница, нагибаясь, всплескивая руками и прижимая ладони к щекам. Его глаза блестели, а лицо просто светилось чистой детской радостью – даже дождь не портил веселья. Лешка смотрел, как Энди смеется, и чувствовал что-то похожее на зависть.
– Ух, ну и типчик твой Дрейк! Убиться! Рожа такая! Непрошибаемая сволочь, да, Леш?
– А почему ты его защищать стал? На фига он сдался?
– Тебе лишь бы стрелять! Такая игрушка, ты что…
Лешка открыл машину. Энди немедленно устроился на заднем сидении.
– А куда мы едем, Леш?
– Подальше отсюда. Светлая идея – вызвать милицию и «скорую»! Тут сейчас полон двор народу будет. Так зачем он тебе нужен?
– Так просто. Хочу посмотреть, позвонит твой дружок или ручки на себя наложит.
– С чего это ему ручку на себя накладывать?
– Я ж его поцеловал.
– Как тех? Так что ж он не сдох сразу?
– Ну… зачем же непременно сразу? Успеется… Слушай, Леш, поехали в одно местечко, а?
– В какое еще?
Лешка вывел машину со двора. Автомобиль с синей мигалкой уже мелькнул в конце улицы.
– Ну, так, в одно место. Давай к центру. К площади Восстания… Ну посидим, выпьем немножко, я тебе покажу кое-кого…
– Клуб вампиров?
– Не смейся.
Лешка пожал плечами. Хоть замок графа Дракулы, все равно.
Потом грязный дождь барабанил в стекла, и пришлось включить «дворники», и лужи с треском вылетали из-под колес, а вокруг был город в мокрых огнях на черно-буром фоне. Энди вертелся на заднем сидении, пытаясь рассмотреть себя со всех сторон, оценивал, как выглядит в куртке «унисекс» цвета хаки, в куртке Марго – другой было негде взять. Лешкины глаза время от времени сами собой влеклись к зеркалу заднего вида – и в зеркале он видел пустое сиденье и заднее стекло в мутных слезах.
И было не то, чтобы весело, но уже и не так погано, как раньше, а состояние примерно в тоне: «Развалинами Рейхстага удовлетворен». У жизни даже появился какой-то новый вкус… Только смутно раздражал телефон Дрейка в кармане Энди. Почему? Ну почему вдруг, твою мать?
– Останови вот тут, – сказал Энди и показал пальцем.
Тут, на важной центровой улице, между банком и еще какой-то пижонской конторой, в старинном здании, прошедшем тщательный капремонт (в смысле – ремонт вполне капитальный и весьма капиталистический) уместилось некое заведение. На шикарной стоянке дожидались дорогущие автомобили, с обеих сторон стеклянных дверей горели синим болотным огнем бронзовые фонарики – и неоновые буквы цвета голубого льда складывались в слова «Лунный бархат». Ночной клуб для тех самых.
Заведение и внутри казалось по-настоящему шикарным. Энди обдергивался и поправлял волосы, спросил: «Я – ничего, а?», и только после этого открыл дверь. Охранник, похожий на мраморную статую орка, одетую в камуфляж, ухмыльнулся при виде Энди, но Лешке, против его ожиданий ничего не сказал.
Из роскошно сумрачного зала доносилось журчание флейты и тянуло запахами сигаретного дыма, мерзлой земли и ладана. Лешка хотел тоже пригладить волосы, но он не нашел в холле зеркала. Только электрические свечи в тяжелых бронзовых жирандолях горели дрожащими голубыми огоньками, и тяжелые портьеры из темной, отблескивающей голубизной, похожей на старый бархат ткани свисали глубокими складками – и медленно колыхались на неощутимом ветру. Высокий потолок терялся в темноте – и там тоже мерещилось какое-то осторожное движение и скользили тени. Лешка слегка передернулся.
Вошел в зал следом за Энди.
Там было куда веселее. Подвешенная на цепях кованая люстра в электрических свечах и бесчисленные канделябры светили не голубыми, а золотистыми огоньками, и световые зайчики скользили по стеклу и бронзе, как живые. Маленький флейтист в черном бархате, соломенных кружевах и золотых локонах сидел на высокой табуретке посреди крохотной эстрады, и его белое личико было печально, а флейта плакала человеческим голосом. Средневекового стиля стены, понарошку вырубленные из серого, грубо шлифованного камня, и стрельчатые окна с непрозрачными цветными стеклами делали обширное помещение похожим на зал в замке. И этот зал был полон ночных эльфов в черных фраках и вечерних платьях. Девушка с синими очами
