Гневомир глянул на нее и насупился — таперича держись. Устроит Халена ворогам кисель со смородиной, ужо попотчует до сыта. Ишь озлилась…
И пробасил:
— В сечу поперед меня полезешь, князю снаушничаю.
Халена только глянула на него: нашелся тоже наветник!
Миролюб же вздохнул:
— Почто байдану не вздела?
— Так ее не брали, — возмутился Гневомир. — Сама увязалась, шалая. Купала вот ее узрит, будя сеча — в терем запрут и весь сказ!
Халену раздражало опекунство побратима и разговоры глупые. Молчала она, крепилась, да не сдержалась:
— Ты, соколик игреливый, шибко высоко-то не залетай: мы с тобой одного неба птицы, и лететь нам в паре, пока Бог даст, а ведаю — даст долго. Во всяком случае, я к праотцам не тороплюсь и других, по мере сил, не пущу. Дело у меня теперь здесь образовалось нешуточное. И пока его не завершу, в тереме ты меня только виртуально запереть сможешь. И князь, кстати, это понял. Потому не вернул. Посему, рысак ты мой черногривый, мечты свои меня за пояс брюк удержать, брось, и угрозы детские туда же убери. А что сеча впереди, что игрища — мне все равно. Управимся в Вехах со степняками, к поляничам подамся — помочь им надо. Хоть послухом считайте, хоть девкой глупой беспантолычной. И байдана мене ваша — без надобности. Святой долг исполняя, сердце под железо не прячут. А этот долг — святой — Родину защищать, мир этот и людей, что живут в нем светло, честно, на чужое не зарясь. А кто позарился — сам себе смерть выбрал.
— И убьешь, не спужаешся? — настороженно глянул на нее Миролюб — не по себе ему было, не за себя, за нее несмышленую. Говорить можно, что угодно — язык, знамо, и у птиц без костей, а вот за слова отвечать не каждый умеет.
Знал, бой предстоит с ворогом, а значит, убивать будут всерьез. Сам он смерть не раз видел, и не раз уж ее дарил, довелось в смутную годину невыученным меч поднять. И помнит хорошо лицо первого убитого им воина — лютича. И помнит свое состояние после сечи — когда ужас от содеянного и непонимание, и осознание, что иначе и быть не могло, и дрожь в теле, душе, и в желудке, что клубок змей. И тошно до озноба…
Гневомиру-то ясно — все едино, что с девками в лес по грибы да для забавы, что в сечу за смертью своей ли чужой.
— Убью, — заверила Халена да так искренне, что и не усомнишься.
Нахмурилась, сама себе изумляясь: сердце спокойно, а на душе тихо, но пасмурно, словно в воздухе перед грозой холодом тянет. И точно знает — будет у смерти честный пир по ее воле, и не дрогнет рука, чужую жизнь скверника отбирая. И что скверники, и что смерти достойны — тоже сомнений нет.
Неужели она убивала уже? Когда, кого, как?…
Молчит память, даже настолько важное прячет верно, крохи-улики не оставляя. Вот и думай, что хочешь, считай себя хоть киллером. А кем, собственно, еще?…
Что ж это самое плохое в голову идет?! Никакой она ни киллер — обычная спортсменка! Или капитан галактической разведки?…
`Так, стоп, а это еще что'? — сильней нахмурилась Халена.
— Ты, Солнцеяровна, брови не хмурь. Супротивничать тебе я не стану, а и одну не пущу! С тобой буду. А куды там тебя понесет — мне знать не след. Богам ведомо — то и ладно, — заявил Гневомир, жестким прищуром одарив девушку. Слышалась в его голосе непривычная серьезность. Таким тоном клятву обычно дают. Только неуместно сие, по мнению Хлены, да и глупо по сути. Она лишь головой качнула — `Боги'! Люди! Вот кто пряжу своей судьбы прядет и чужую нить тянет. Один — без умысла, другой тщательно взвешивая, оценивая, примеряя, петельку к петельке подгоняя. Чуден порой узор выходит настолько, что ни одно поколение потом понять его пытается. И ладно, коль во добре ткано…
— Боги — боги на небе, а мы люди — боги на земле. Сами кашу варим, сами и едим, — заметила тихо.
В Вехах гомон, суета — бряк, стук. Кто тут же под навесом брони правит, кто меч точит, кто сидит прямо на траве, ждет, степенно с сотоварищами переговариваясь.
Халена лошадь у изгороди остановила, на землю спрыгнула и огляделась: небольшой городок и чудной — ни баб, ни девиц, ни детей не видать — мужики кругом.
— Население-то где? — спросила у Миролюба.
— За лесом, — махнул тот рукой и давай коня привязывать.
`Понятно', - кивнула Халена: убрали, значит, всех, чтоб в пылу боя мирное население не пострадало. Правильно. Только вопрос в свете данного факта образовался:
— Прямо здесь сечу затеем? Посреди городка, да?
— Как старшие сговорятся, так и будет. Вишь, вона Купала со Светозаром языками запнулись? Вота оно и решится — де да как. А наша забота, обождать, — буркнул Гневомир, вставая рядом с девушкой: руки в бока, взгляд, что у орла, и вдаль.
— Угу, — поджала губы Халена, на Купалу да его собеседника поглядывая. — Подождем, когда старшие наговорятся.
