— Видите ли, детство мое не было счастливым. Другие мальчишки смеялись надо мной, так как у меня не было отца. Они смотрели на меня, как на подкидыша... Я и был им. Мать моя была всегда пьяна, и к ней все время приходили мужчины. Думаю, что моим отцом был иностранный моряк. Дом наш всегда был отвратительным. Какой-то ад! И я начал воображать, что мой отец был не простой моряк, а вот кто-то из известных людей и что я законный наследник большого состояния. И тогда я стал ходить в другую школу и два или три раза в туманных выражениях хвастался этим. Я говорил, что мой отец адмирал. И кончил тем, что сам поверил в это, и от этого я был менее несчастным.— На секунду он остановился передохнуть, а затем продолжал: — Тогда, позже, я представил себе другое. Я жил в отелях и там рассказывал массу глупостей. Я говорил, что был пилотом на истребителе или что я служил в армии в разведке. Я лгал и не мог остановиться. Я не хотел быть несчастным, но не мог ничего сделать. Мистер Серокольд и доктор Маверик скажут вам, в чем дело. У них есть документы! В конце концов мистер Серокольд вытащил меня и привез сюда. Он сказал, что ему нужен секретарь, который бы ему помогал... И я не могу сказать, что я ему действительно не помогал! Я помогал ему! Но все смеялись надо мной, они все время смеялись надо мной!
— Миссис Серокольд тоже смеялась?
— Нет. Миссис Серокольд настоящая дама... Она всегда любезна и добра. Но Джина всегда смотрела на меня, как на последнего из последних, и Стефан Рестарик. И миссис Стрит меня презирала за то, что я не светский человек, мисс Беллевер тоже... А что она собой представляет? Компаньонка? Прачка? Не правда ли?
Кэрри заметил в молодом человеке признаки нарастающего возбуждения.
— В общем, они не симпатизировали вам?
— Потому что я подкидыш! — воскликнул запальчиво Эдгар,— Если бы у меня был отец, они не вели бы себя таким образом.
— Ну так для того, чтобы себя успокоить, вы присвоили себе некоторое количество знаменитых отцов?
Эдгар покраснел и сказал сквозь зубы:
— Я всегда лгал.
— И в конце концов вы заявили, что мистер Серокольд ваш отец. Почему?
— Потому что я надеялся заставить их замолчать раз и навсегда! Если бы он был моим отцом, они бы не могли ничего сделать против меня.
— Да. Но вы обвинили его в том, что он ваш враг, что он вас преследует.
Эдгар потер лоб.
— Все перемешалось у меня в голове. Это со мной иногда бывает.
— Вы взяли револьвер в комнате мистера Худа?
Эдгар смутился.
— Вы думаете, я взял его там?
— Вы не помните?
— Я хотел запугать мистера Серокольда.
— Каким образом вы достали револьвер? — спросил инспектор, не теряя терпения.
— Вы сейчас только сказали это... Я взял его в комнате Вилли. Где бы я еще мог его достать?
— Не знаю. Кто-нибудь мог его вам дать...
Эдгар выразительно посмотрел на него.
— Мне дать? Я не помню. Я был так потрясен! Я пошел, чтобы прогуляться в парке, стараясь успокоиться. Мне казалось, что за мной наблюдают, шпионят, все преследуют меня, даже эта старая дама с седыми волосами... Мисс Марпл... Должно быть, у меня был приступ безумия. Я не помню ни места, в котором я находился, ни что я делал в это время!
— Кто вам сказал, что мистер Серокольд ваш отец? Это вы, конечно, помните?
Эдгар снова бросил бесцветный взгляд на инспектора и мрачно сказал:
— Никто мне этого не говорил. Эта мысль пришла мне самому в голову.
Кэрри вздохнул. Такие ответы его не удовлетворяли, но он понимал, что больше уже ничего не добьется.
— Хорошо,— сказал он,— старайтесь в будущем быть серьезнее!
— Хорошо, я вам это обещаю.
Эдгар вышел, и Кэрри медленно наклонил голову.
— Черт возьми, это патологический случай!
— Вы думаете, что он сумасшедший, шеф? — спросил сержант Лайк.
— Он сумасшедший меньше, чем я думал. Он не умен, хвастун и лжец... Но есть в нем какое-то чистосердечие, не лишенное очарования. Он, должно быть, ужасно поддается влияниям.
— Вы думаете, что его кто-то научил сделать то, что он сделал?
— Разумеется. И мисс Марпл права в этом. Эта старая мадемуазель тонкая штучка. Я бы очень хотел узнать, кто влияет на этого парня. Он не хочет
