ставлю балет, у которого декорацией является река Лименхуза...
— Да, вы мне говорили об этом,— сказал Кэрри.
— Знаете,-появляется привычка смотреть на все, как на декорацию, забывая о реальности.
— Возможно. Но декорации — это тоже что-то реальное, не правда ли, мистер Рестарик?
— Я не очень хорошо понимаю, что вы хотите сказать, инспектор.
— Их делают из материала, который вполне реален... Из ткани, дерева, бумаги, картона, красок. Иллюзия в глазах зрителя, а не в самой декорации. Вот что я хотел сказать. Декорация — это что-то реальное, когда на нее смотрят из зала или из-за кулис.
Алекс смотрел на Кэрри расширившимися глазами.
— Инспектор, это очень глубокое замечание! Это меня наводит на мысль...
— О другом балете?
— Нет. Дело касается совершенно другого. Я думаю, не явили ли мы доказательство своей слепоты?
Алекс делает предположение
Алекс Рестарик медленно поднимался по аллее, размышляя, что может ему дать новая идея, но на дорожке около пруда он заметил Джину и прервал свои размышления. Дом находился на небольшом возвышении, и земля полого спускалась от песчаных ступенек террасы до пруда, который был окружен рододендронами и другими кустами. Алекс побежал, чтобы присоединиться к Джине.
— Если бы можно было убрать это викторианское уродство,— презрительно сказал он, указывая на дом,— можно было бы подумать, что мы на берегу Лебединого озера. А вы, Джина, будете «девушка с лебедиными крыльями»... Но нет... Когда я думаю о вас, вы мне больше кажетесь похожей на королеву снегов... Бесчувственная, решившая все делать только по своему желанию. Вы даже не подозреваете, что такое доброта, жалость или самая элементарная милость. Вы очень, очень женственны, Джина!
— А вы очень злы, дорогой Алекс.
— Потому что я отказываюсь, чтобы вы меня топтали? Вы очень довольны собой, не правда ли, Джина? Вы сделали из нас то, что вам хотелось. Из меня, Стефана и вашего мужа.
— Это просто идиотизм — то, что вы говорите!
— Нет, это не идиотизм. Стефан влюблен в вас, я влюблен в вас, а Вилли в отчаянии. Чего же большего может желать женщина?
Джина посмотрела на него и рассмеялась, а Алекс быстро наклонил голову.
— С удовольствием констатирую, что вам присуща честность. В вас говорит латинская кровь. Вы бессознательно притягиваете к себе мужчин и не приходите в отчаяние от того, что они страдают. Вы довольны, что окружающие вас мужчины влюблены в вас, даже когда дело касается этого несчастного Эдгара Лаусона.
Джина посмотрела ему прямо в глаза и сказала спокойным и серьезным тоном:
— Это недолго длится. Женщина несчастнее мужчины. Когда у нее дети, она безумно о них беспокоится, когда исчезает ее красота, то любивший ее человек ее больше не любит. Ее обманывают, покидают, устраняют. Я не порицаю мужчин, я сделала бы так же, как они. Я не люблю старых или больных -людей, или некрасивых, или ноющих оттого, что у них неприятности, или смешных, как Эдгар. Вы говорите, что я жестока? Мир жесток! Когда-нибудь меня тоже будут жестоко третировать. Сейчас я молодая и хорошенькая, меня находят соблазнительной,— в улыбке она обнажила ослепительные зубы.— Да, я нахожу это очень приятным, Алекс. Почему же нет?
— Почему нет? Я задаю себе такой вопрос,— ответил
Алекс.-— Но я хочу знать, что вы собираетесь делать. Вы выйдете замуж за Стефана или за меня?
— Но я уже замужем за Вилли!
— Временно. Если женщина ошибается в замужестве один раз, то это нормально... но ничто не заставляет ее продолжать его. После провинциального дебюта наступает время для игры в вест-энд.
— И вест-энд это вы?
— Без всякого сомнения.
— Вам в самом деле хочется жениться на мне? Я не могу представить вас женатым.— Джина весело рассмеялась.— Вы меня забавляете, Алекс!
— Это лучшее «ату»! Стефан гораздо лучше меня. Он красив и очень серьезен. Женщины любят это. Но слишком серьезный муж при долгом общении может утомить. А со мной, Джина, жизнь у вас будет забавной.
