Харрисон всегда говорил голосом, от которого буквально содрогался весь аппарат. Причем у слушающего создавалось впечатление, что с ним беседуют чуть ли не из-под земли.
— Подумал, что вам лучше сразу же об этом доложить, Красавчик. Певицу зовут Тереза Пиранделло, она остановилась в комнатах вместе со своим двоюродным братом и управляющим делами, парнем по имени Энрико Селли, и карликом Марко. Невероятно похож на ребенка, сказали два человека, которые видели его. Энрико и карлик Марко приехали за день до Терезы Пиранделло. Она сначала будет выступать в каком-то ночном клубе и готовиться к ведущей роли в музыкальной комедии, которую Марк Корризон собирается поставить через пару месяцев. Она «находка» Корризона, это он ее выписал. Высоко ли мы залетели?
— Куда уж выше! — весело ответил Роджер.
XIX
Грант
— Ну, наконец, — заговорил Чартворд. — Корризон, конечно, может быть самым богатым человеком Англии и величайшим промышленником, но если он причастен к этой некрасивой истории… Только какого черта он ввязался? Ведь он только что достиг договоренности с принцем Азиром, не так ли?
— Вторая по величине нефтяная сделка на протяжении двадцати одного года. Принц едет сюда подписать договор, сэр.
— Тогда это не имеет никакого смысла.
— Еще какой! — заговорил Роджер таким голосом, как будто перед ним находился малый ребенок. — Конечно, не хочу делать скороспелых выводов. В настоящее время Корризон не занимается лично театральной частью своего бизнеса. Этим руководит его жена при помощи двух управляющих. Мы можем обнаружить, например, что кто-то в группе Корризона занимается аферами без ведома хозяина. Но мне думается, что вопрос гораздо важнее, или… как бы тут выразиться? Одним словом, надо глядеть глубже, чем представляется с первого взгляда.
— Что вы имеете в виду?
— Допустите на минутку, что Корризон разорился, — негромко проговорил Роджер.
Чартворд молчал.
— Подобный крах не сулит ничего хорошего… Корризон ворочает миллионами, его разорение привело бы к гибели тысяч, а возможно, десятков тысяч других мелких людишек. Банкротство группы Корризона отразилось бы и на промышленности, коммерции и даже внешних отношениях страны, на внутреннем и внешнем рынке. Конечно, возможно, и не существует никакой связи между Корризоном и попытками убить Азира, но такую возможность нельзя исключить. — Роджер помолчал. — Дорого бы я заплатил за то, чтобы узнать, почему Барнетт оказался на обеде с Корризонами в Милане.
— Даже приблизительно не знаете?
— Нет четких фактов, — уточнил Роджер. — Человек совершает необъяснимые поступки, наживает врагов, которые в конечном итоге его убивают. Он приходит незваным гостем на обед к миллионеру и его супруге с их компаньоном по бизнесу. Почему они не дали ему от ворот поворот? Сердечная доброта и Марк Корризон несовместимы. Но если Барнетт держал их в руках…
— Вы имеете в виду шантаж?
— Судите сами, его только что чуть не раздели посреди большой дороги. А тут он является к Корризонам в качестве их ближайшего друга. Возвращается к себе в гостиницу — и конец. Но если он решил подработать, какое отношение имеет к этому Корризон?
Чартворд молчал.
— Они находились в Милане во время первого покушения, — продолжал Роджер. — Корризон договаривается о предстоящем баснословном соглашении с принцем. Мог ли Корризон каким-то образом повлиять на решение принца?
— В нашем распоряжении целая неделя до приезда Азира, — задумчиво произнес Чартворд, не обращая внимания на вопрос Роджера. — За неделю можно сделать многое. С Корризоном будьте крайне осторожны, предупреждаю. Не дайте прессе оснований заподозрить, будто мы что-то почуяли, иначе они немедленно начнут вопить о попрании чести и достоинства и прочих высоких материях. Не говоря уже о том, что если подобные слухи распространятся, то акции корризоновской компании сразу полетят ко всем чертям.
Он закурил трубку — до ленча, факт, несомненно, сенсационный.
— Вы правы, разорение повлекло бы за собой колоссальные катаклизмы, но не такие, какие были бы в случае убийства Азира в Англии.
— Любой подумает, что… — начал было Роджер, но сразу же замолчал, испугавшись собственного непонятного раздражения и интенсивности охвативших его переживаний.
У Чартворда было совершенно непроницаемое лицо.
— Что случилось?
