надежного, преданного, готового принять участие в таких делах, как это, беспрекословно признавая лидерство Доулиша. Тим был человеком, которого нужно принимать без всяких оговорок. Иногда он мог вызывать чувство жалости, так как вечно находился в состоянии или влюбленности, или разочарования, или был занят какими-то делами, или бездельничал. Два раза он был обручен, и оба раза все кончилось разрывом. Из-за своего темперамента он не мог оставаться равнодушным, когда дело касалось женщин; он просто не был убежден в том, что может быть привязан всю жизнь к одной женщине. Так по крайней мере думал Доулиш.
А оказывается, Тим был влюблен в Фелисити, и выбрал именно такой момент, чтобы сказать ему об этом!
Доулиш открыл глаза и увидел, что Тим смотрит на него, с пылающим лицом, готовый ко всему: к оскорблениям, протестам — ко всему. Лицо Тима закружилось перед ним, потом потолок, пол, мебель. Они кружились все быстрее и быстрее, сменяя друг друга, и единственным, странным, четким ощущением было: тишина там, снаружи, и жуткая какофония внутри него.
— Итак, что ты собираешься предпринять? — спросил Тим.
Доулиш сказал:
— Помоги мне добраться до кровати. Позови сестру. Прости меня, Тим. Прости за все.
Конечно, Тим не позвал сестру, а сам взялся за работу. Он чувствовал себя гораздо увереннее, когда Доулиш очутился в кровати, его кровати, не такой уж маленькой в этой пустой комнате. Более того, узнав, что Доулиш ничего не ел, он быстро приготовил ему легкий завтрак.
Он был заботливым и внимательным, и все же на душе у него было неспокойно. Между ними возник барьер недоверия, и Доулиш не мог разрушить его. И так много забот, а теперь еще и это!
Раздался звонок у входной двери. Тим открыл дверь. Послышался шепот, потом шум разрываемой бумаги: Тим вскрывал пакет. Он издал странный звук, что-то вроде стона, потом замолчал и вдруг сказал, медленно, взвешивая каждое слово:
— Проклятая… свинья!
Дверь распахнулась, и в комнату вошел Тим. Глаза его горели гневом, щеки пылали, он что-то держал в руке. Медленно подойдя к кровати, он швырнул это «что-то» в Доулиша. Это был кусок плотной бумаги. Доулиш потянулся к нему, но не успел взять: Тим сам схватил его и поднес к глазам Доулиша.
Это была фотография. Копия той, которую Кейт показывала ему сегодня утром. Сейчас он не думал о Кейт и своей ненависти к ней. Он едва мог поверить своим глазам — столько гнева, ненависти и отвращения было во взгляде Тима!
Он не был уверен, что может толком объяснить ему; он просто боялся говорить, чтобы не сказать лишнего.
Тим бросил фотографию и отошел от кровати.
— Хорош, нечего сказать! — произнес он. — Этого только Фелисити не хватало! Столько лет я уговаривал себя, что рад тому, что она вышла замуж за тебя, а не за меня. Радовался! Почему я…
— Замолчи! — сказал Доулиш.
— Я буду говорить, что хочу, и буду делать, что хочу. Сколько времени ты будешь болеть? Приблизительно.
— Несколько дней.
— Потом тебе придется убраться отсюда.
— Заткнись, ты!
— И, полагаю, тебя следует отправить домой, к ней, — сказал Тим.
Нет, он должен оставаться в Лондоне.
— Не вмешивай ее в это дело, — отозвался он.
— Чтобы тебе было удобно? — спросил Тим. — Нет уж, я ей позвоню.
Около кровати стоял телефон. Он взял трубку и начал набирать номер. Но прежде чем он набрал его, послышался еще один звонок у входной двери.
— Проклятие! — выругался он и с грохотом положил трубку на место. Он вышел, не глядя на Доулиша.
Входная дверь открылась. Послышался женский голос. Потом наступила пауза. Потом Тим сказал:
— Убирайтесь!
— Но… — снова раздался женский голос.
— Убирайтесь!
— Тим! — крикнул Доулиш. Он сел, и у него снова закружилась голова. Он сбросил с себя одеяло. — Тим, подожди!
Ему удалось выбраться из кровати. Он не слышал, сказал ли Тим что-нибудь еще; шум в голове заглушал все звуки, идущие извне. Опираясь на стену, он добрался до двери. Она была открыта, в дверном проеме стоял Г им, а за ним, на площадке, Хелен.
Тим резко повернулся, глаза его снова загорелись злобой.
— Заткнись! Если ты думаешь, что может превратить мою квартиру в бордель, то глубоко ошибаешься. Если ты хочешь быть с ней, иди с ней, но она
