— Я часто залезал в долги, поэтому менял фамилии и переезжал с места на место, чтобы не попасть в лапы взыскателей.
— А может быть, вы укрывались от сотрудников министерства внутренних дел, которые разыскивали вас за вашу противозаконную деятельность? — не унимался Бруклин. — Вы сочиняли вредоносные эссе как для консервативных, так и для либеральных журналов, чем до крайности злили обе стороны.
— Чтобы платить по счетам, я готов был работать на всех, кто только нуждался в моих услугах. Редакторы заставляли меня писать реакционные материалы.
— Однажды из-за ваших гнусных измышлений не на шутку поссорились редакторы двух журналов. Дело дошло до дуэли, и один из них был смертельно ранен. Несомненно, вы рассчитывали, что на дуэли погибнут оба, вспыхнет волна недовольства и это в конечном итоге приведет к еще большим бесчинствам.
— Вы все извращаете.
— Это сознание ваше извращенное. Вы пропагандируете неумеренное употребление лауданума.
— Я записал свой собственный опыт в качестве предостережения для других.
— Кроме того, вы злоупотребляли таким наркотиком, как «бэнг».
— «Бэнг»? — На лице лорда Палмерстона отобразилось недоумение.
— Он также известен под названием «гашиш», ваша светлость. Отсюда происходит слово «ассасин».
— Боже праведный!
— Во время Крестовых походов, ваша светлость, фанатики-мусульмане курили его перед тем, как нападать на английских солдат и убивать их.
— Вовсе нет! Гашиш пробуждает аппетит, а вовсе не тягу к насилию, — возразил отец.
— Насилие. В ряде своих эссе вы восхваляете самые крайние формы насилия. Вы признаетесь в одержимости убийствами на Рэтклифф- хайвей и личностью Джона Уильямса. Последнего вы называете гением.
— Просто проявление чувства юмора.
— Убийства ни в чем не повинных горожан, произошедшие в последние дни, не повод для шуток. Выступая с радикальными идеями, пропагандируя наркотики и насилие, вы настойчиво призывали к свержению аристократии. А теперь ваша тяга к насилию принудила вас найти сообщника и поручить ему воссоздать рэтклиффские убийства и тем самым дестабилизировать обстановку в Лондоне. И у меня есть доказательство, ваша светлость.
Бруклин достал из лежащего на столе конверта лист бумаги.
— Бывший инспектор Райан совершил и ряд полезных дел. В частности, он обратился к художнику из газеты, чтобы тот зарисовал лицо человека, убитого в тюрьме. Тот проник в «Колдбат», заявив, будто направлен туда с посланием от вас, ваша светлость.
— От меня? Но я не посылал никого в тюрьму.
Палмерстон находился в смятении.
— У него при себе имелся конверт, запечатанный вашей печатью.
— Это невозможно.
— Подделка, несомненно. Находившееся внутри «послание» не представляло никакой ценности, это была просто уловка, чтобы получить доступ в тюрьму. Вот этот набросок, ваша светлость. Изображение не абсолютно идентичное. Художник убрал некоторые черты, чтобы не было понятно, будто мы видим портрет мертвеца. Вы узнаете этою человека?
Палмерстон поднес рисунок поближе к канделябру на столе.
— Он на меня не работал. Я в жизни не видел этого человека.
— Ваша светлость, хоть он и не работал на вас, на самом деле вы его видели.
— Я не…
— Конечно, вы видели его лишь мельком, когда я толкнул вас на пол кареты. Это тот же человек, который покушался на вашу жизнь вчера вечером.
— Что-о-о?
— Этот человек вчера пытался вас убить, и он же попытался освободить Любителя Опиума из «Колдбата». Я подозреваю, что он не единственный сообщник, ваша светлость, и с вашего позволения хотел бы снова посадить Любителя Опиума за решетку и применить там к нему меры интенсивного допроса.
Я уже не могла и дальше терпеть эту наглость и подняла голос в защиту отца:
— Интенсивный допрос? Вы же не серьезно? Как можно пытать пожилого человека?
