— Женщину и девочку. Их тела лежали на полу в коридоре.
— Потом вы…
— Открыл вон ту дверь. — Беккер указал в сторону прилавка. — Прошел в лавку и обнаружил за прилавком труп.
— А потом?
— Проверил также кухню и спальню и обнаружил еще два трупа.
— Убийца не довел до конца свой замысел, — возвестил Де Квинси.
— Не понимаю, — усталым голосом произнес Райан.
— В своем эссе об убийстве как изящном искусстве я называю две основные цели убийцы: жалость и ужас. Жалость к жертвам мы испытываем. Но кто ощущает ужас? Явно не хозяин лавки. И не младенец. Да, жена, служанка и девочка испытали животное чувство ужаса, но только в короткие мгновения, когда, остолбенев, взирали, как на них летит тяжелый молоток. Скажите, констебль Беккер, в котором часу вы оказались у лавки?
— В десять часов пятнадцать минут, как и каждый день.
— Вот она — стабильность маршрута констебля! Я считаю, что убийца был хорошо знаком с вашим графиком и намеревался подождать внутри до двадцати минут одиннадцатого, а потом открыть парадную дверь и скрыться в ночной темноте. Он не мог предугадать появления брата убитого, который спутал убийце все планы. Если бы события развивались в соответствии с его замыслом, на следующий день кто-нибудь обязательно поинтересовался бы, почему не видно хозяина лавки и его семьи. Этот человек постучал бы в дверь, обнаружил ее незапертой и вошел внутрь. По запаху и кровавым пятнам он нашел бы тело за прилавком. Совершив страшную находку, он бы в ужасе бросился бежать за помощью. В лавку теперь заходили бы все новые и новые люди, и с каждой открытой дверью их ожидали бы новые ужасы. Кульминация всего плана должна была настать с открытием последней двери, ведущей в спальню, где обнаружили бы останки младенца.
Де Квинси быстро подошел к двери во внутренние помещения дома.
Удивленные его прытью Беккер и Райан проследовали за маленьким человечком в коридор. Он старательно обогнул пятно засохшей крови и заглянул в кухню.
— Зубы на полу, — сообщил Де Квинси. — Грандиозно!
— Вы сумасшедший… — прошептал Райан.
— Вспомните карету и индийского раджу. Чтобы понять, что здесь произошло, вам нужно поставить себя на место убийцы. Если вам претит сама мысль об этом, вы не сможете докопаться до истины. Вы должны наслаждаться резней как произведением искусства.
— У вас от лауданума мозги набекрень.
— Напротив, — возразил Де Квинси, — благодаря лаудануму я все вижу абсолютно ясно.
Беккер оглянулся, чтобы убедиться, что Эмили не последовала за ними. Девушка осталась в лавке, и в глазах ее застыла глубокая печаль.
Де Квинси зашел на кухню и внимательно осмотрел лежащий на столе молоток.
— Можно его взять?
— Ради бога! Я хочу посмотреть, как вы с ним управитесь, — сказал Райан.
Де Квинси изучил налипшие на ударную поверхность волосы и запекшуюся кровь.
— Обратите внимание, как несуразно он смотрится в моей руке. Этот инструмент подошел бы только человеку крупных габаритов.
Он осмотрел то место, где деревянная рукоятка плотно входила в отверстие в металлической ударной части.
— И здесь тоже присутствуют буквы, нацарапанные гвоздем по металлу. Те же инициалы Дж. П., что и на молотке из восемьсот одиннадцатого года. И у того молотка имелся такой же дефект на ударной поверхности: зигзагообразная линия. Можно, я соскребу небольшое количество волос и засохшей крови?
Райан на несколько секунд потерял дар речи.
— Я сам это сделаю, — заявил он наконец.
Де Квинси спокойно наблюдал, как инспектор достает нож из ножен, спрятанных под правой штаниной, и очень аккуратно — чтобы не поцарапать металл — подцепляет немножко волос и крови.
Он прищурился и повернулся к Де Квинси.
— Вы говорили про этот дефект?
Голубые глаза «эксперта по убийствам» сузились почти в щелочки.
— Да. Очертаниями он напоминает молнию. В точности такой же. Весьма вероятно, что именно этим молотком и были совершены убийства в одиннадцатом году.
В кухне воцарилась тишина.
— А это что?
Де Квинси указал на лежащую на стуле белую ткань.
