если бы у нас была тысяча таких людей, как ты, с твоим умением видеть и проницательностью, сам Версаль стал бы всего лишь жалким камушком на золотой дороге в Мекнес!
— Пожалуйста, убейте меня! — взмолился Батист.
— О, но здесь у нас работы на целую жизнь, — возразил Исмаил. — На десять жизней! Посмотри только, чего мы добились, — произнес он, широким взмахом руки указав на великолепие своей столицы. — Мы оба должны жить еще долго, а, Инженер?
— Я не хочу жить, ваше величество.
— Прискорбно, — отозвался Исмаил. Потом просиял. — Однако же мы видим один способ освободить тебя?
— Какой, сир?
— Отринь свою ложную религию и признай Мухаммеда посланцем Бога.
— Никогда, — ответил Инженер с убежденностью, которой на самом деле не испытывал. — Никогда.
— Посмотрим, Инженер, — весело произнес Исмаил. — Посмотрим, что написано.
И тут султан увидел раба, которому из-за несчастного случая раздавило ногу и он не мог больше работать. — Ну а сегодня, Инженер, убьешь ли ты для нас?
Батист попытался испробовать новый ход.
— Строить лучше, ваше величество. Он — мастер по изготовлению изразцов, он может работать и без ног. Пусть он умрет естественной смертью, а до тех пор потрудится над воплощением вашего замысла. Пусть он умрет, возводя этот памятник вашей славе.
Султан расхохотался взахлеб, и калеку пощадили, а свиток предсказал и это: «Инженер спасет жизнь при помощи остроумной, хотя и очевидной уловки». Так здесь написано».
— Ну так как же, Инженер, — спросил Исмаил. — Что есть жизнь: рок или надежда?
Батист не знал, что на это ответить. Но подобная хитрость на следующей неделе не сработала, и два человека умерли, оба от руки Батиста. Теперь он стал убивать чаще. Он молился, чтобы султану наскучила эта забава, но не похоже было, чтобы Мулай Исмаилу это надоело.
— Обретите радость в своих страданиях, — сказал священник.
Батист привязался к одному мальчишке, посыльному, носившему сообщения — босые пятки так и мелькали над красной глиной. Мальчишка был тощим, смуглым, большеглазым, кучерявым и рассматривал чертежи инженера с восторженным любопытством. Инженер позволял ему ставить свои пометки, и мальчишка считал, что это настоящее волшебство. У него была склонность к цифрам и буквам, и каждый день, ожидая распоряжений, которые следовало отнести, он выучивал что-нибудь новое.
Однажды Исмаил сказал:
— Мы слышали, ты подружился с каким-то мальчишкой.
У Батиста заныло под ложечкой. Ну конечно, Тафари, приставленный к нему бокхакса, докладывал обо всем. Он равнодушно пожал плечами.
— Это всего лишь посыльный, ваше величество. Он передает указания надсмотрщикам.
— Кого ты любишь больше, Инженер? Этого мальчишку или нас?
Батист замутило: надо было ему отвадить мальчика вовремя!
Как бы он ни ответил — любой ответ был сопряжен с опасностью. Если он назовет мальчика, Мулай Исмаил непременно прикажет убить того. Если он скажет: «Вас, ваше величество», — султан непременно решит, что такого быть не может, и все равно прикажет убить мальчишку. Как же добиться, чтобы Исмаил ничего не стал делать?
— Никого, ваше величество. Мой Бог велит мне любить всех людей одинаково.
— Ты глуп, если считаешь, что Аллах одинаково ценит султана и какого-то мальчишку-раба, — сердито бросил Исмаил. Инженер понял, что погубил несчастного ребенка, но прошел месяц, за ним другой, а мальчик так и продолжал бегать с сообщениями. Батист немного расслабился, но никогда больше не демонстрировал теплого отношения к мальчику.
А потом Исмаил как-то увидел мальчишку и протянул Батисту копье.
— Убьешь ли ты для нас сегодня, Инженер?
На глаза Батист навернулись слезы.
— Сир, нет... пожалуйста! Лучше позвольте ему служить вам. Он прекрасный бегун...
— Это доставит нам удовольствие.
Шесть человек умерло, прежде чем Батист убил мальчика.
То же самое повторилось шесть месяцев спустя. Батист просто рассмеялся над какой-то репликой умелого каменщика. Тасфари увидел это, и каменщик быстро превратился в пешку в бесконечном состязании, в еще одну просоленную голову на стене. Инженер перестал с кем-либо общаться. Он разговаривал сам с собою и делал чертежи, а седины у него в волосах все прибывало. По ночам, когда сон не приходил, он представлял себе свою семью. Он говорил своим детям, Андре и Аннабель, чтобы они нашли себе хороших супругов и завели много детей, которые могли бы чтить своего дедушку,
