— Колин тоже. Но ты не Колин, ты никогда не врежешься в дерево.
— В таком случае извини меня, что я еще жив. — В голосе его звучала обида.
— Пожалуйста, не пойми меня превратно. Я рада, что в нашей семье есть человек, который никогда не врежется в дерево. Этот человек не Том. И уж конечно, не я. Я наверное, хуже вас всех. Я одна решила судьбу всей нашей семьи. Не окажись я как-то раз в субботу на одном из шоссе близ Порт- Филипа, у нас всех жизнь сложилась бы совершенно иначе. Знал ли ты это?
— О чем ты?
— О Тедди Бойлане, — сказала Гретхен таким тоном, словно это разумелось само собой. — Он тогда подцепил меня, и я стала тем, что я есть, в основном из-за него. Мужчины, с которыми я спала, попадали в мою постель из-за него. В Нью-Йорк я убежала из-за него. Из-за Тедди Бойлана я встретила Вилли Эббота, которого в конце концов стала презирать, потому что он мало чем отличался от Тедди Бойлана, и я любила Колина, потому что он был полной противоположностью Тедди Бойлана. Мои гневные статьи, которые все считали такими умными, были выпадами против Америки, потому что она породила таких, как Тедди Бойлан, и дала им легкую жизнь.
— У тебя навязчивая идея… Судьба семьи! Может, тебе сходить к цыганке, выспросить ее о себе, повесить на шею амулет и наконец успокоиться?
— Мне не нужно ходить ни к какой цыганке. Если бы я не познакомилась с Тедди Бойланом и не переспала с ним, по-твоему, Том поджег бы крест на холме? По-твоему, его выслали бы как преступника, если бы на свете не было Тедди Бойлана? По-твоему, он бы стал тем, что он есть, если бы остался в Порт-Филипе и жил бы дома?
— Может быть, и не стал бы, — признал Рудольф. — Но тогда случилось бы что-нибудь другое.
— И тем не менее случилось то, что случилось. Был Тедди Бойлан, который спал с его сестрой. Что же касается тебя…
— О себе я сам все знаю, — прервал ее Рудольф.
— Так ли? Ты думаешь, ты бы окончил колледж, если бы Тедди Бойлан не одолжил тебе денег? Одевался так, как сейчас, если бы не он? И был бы так же помешан на успехе и деньгах и так же ломал бы себе голову над тем, как достигнуть вершины кратчайшим путем?
Она допила второй мартини.
— Ладно, — сказал Рудольф. — Я воздвигну монумент в его честь.
— Кстати, может быть, тебе и следует это сделать. При деньгах твоей жены ты вполне можешь это себе позволить.
— Это уже удар ниже пояса, — сердито сказал Рудольф. — Ты ведь знаешь, что я и понятия не имел…
— Об этом-то я и говорила. Твое вечное везение превратило твое джордаховское уродство во что-то другое.
— А как насчет твоего собственного джордаховского уродства?
Гретхен вдруг переменилась: ее голос утратил резкость, лицо стало печальным, мягким и молодым.
— Когда я была с Колином, я не была чудовищем, — сказала она. — Мне никогда уже не найти второго Колина.
Он ласково дотронулся до ее руки — весь гнев Рудольфа улетучился, стоило ему почувствовать, как безутешна сестра в своем горе.
— Ты ведь не поверишь мне, если я скажу, что найдешь?
— Не поверю.
— А как же ты собираешься жить дальше? Сидеть дома и всю жизнь носить траур?
— Нет.
— А что же ты решила делать?
— Пойду учиться.
— Учиться? — поражение переспросил Рудольф. — В твоем-то возрасте?
— Поступлю на вечерние курсы Калифорнийского университета, там же, в Лос-Анджелесе, тогда я смогу жить дома и приглядывать за Билли. Я уже заходила туда, разговаривала. Меня примут.
— И чему же ты будешь учиться?
— У Билли в классе есть один мальчик. Его отец психиатр. Он-то и подал мне эту идею. Несколько раз в неделю он по совместительству работает в клинике с непрофессиональными психоаналитиками. У них нет диплома врача, но они прослушали курс по психоанализу, сдали экзамен и имеют право браться да случаи, не требующие слишком глубоких знаний психиатрии. Они применяют групповую терапию, занимаются детьми, почему-то не желающими учиться читать и писать, детьми, ведущими себя намеренно агрессивно, замкнутыми детьми из распавшихся семей, негритянскими и мексиканскими детьми, которые начинают ходить в школу позже других, не могут догнать остальных учеников и теряют веру в себя…
— Короче говоря, — нетерпеливо прервал ее брат, — вооружившись клочком бумаги, который тебе выдадут после окончания университета, ты собираешься в одиночку решить целую кучу проблем: и негритянскую, и мексиканскую, и…
— Я буду пытаться решить хоть одну проблему или, может быть, две, может, и сотню, — сказала Гретхен. — И при этом я буду решать свою собственную проблему. Я буду занята и кому-то полезна.
