– Вот и проверим, – швырнула в проход горшок Кривого Эсокса. – Рот открой, глаза наоборот!
Грохот был такой силы, что Кама и в самом деле едва не оглохла, но кроме грохота она вдруг почувствовала удар в грудь такой силы, что вместе с Эсоксой полетела кубарем по спускающемуся в темноту коридору. И когда грохот продолжился, а затем под ногами затряслась и сама скала, и камни покатились к их ногам через коридор, порадовалась, что набила шишек таким способом, а не другим.
– Ты что? – поморщилась Кама в непроглядном даже для магии мраке, который полнился поднявшейся пылью. – Кривой же говорил, что только на открытом месте!
– Чего ж тогда ты не построила в ряд этих восьмерых? – закашлялась Эсокса. – Я бы и на открытом месте тогда их припечатала! Лучше подумай, как нам повезло!
– В чем везение? – не поняла Кама, оглядываясь.
Пыль понемногу начинала опускаться, и она ясно видела, что они с Эсоксой находятся в крохотном – десять на десять шагов – каземате, с дальней стороны которого лежит точно такая же груда камней с темной щелью – едва просунуть голову – сверху.
– Если бы хоть один из трех оставшихся горшков разбился, мы бы уже отмучились, – вздохнула Эсокса. – Хотя, может быть, в том-то везение и было бы. Что ж, продолжим путь.
– Ты о смерти от голода? – спросила дрожащим голосом Кама. – Или думаешь, оставшиеся Стражи Храма нас раскопают раньше?
– Я вот об этой дыре, – показала на щель Эсокса. – Несколько лет назад отец посылал сюда лазутчиков. Они поймали сэнмурва и выпустили его здесь. Во всяком случае, других щелей я не вижу, а до того, как башня рухнула, я чувствовала сквозняк. Через полгода сэнмурв вылетел из провала у Змеиной башни. Живой и невредимый. Но сэнмурвы – очень глупые животные. Надеюсь, нам не придется столько плутать? Или у тебя есть другие предложения?
– Ты что? – ужаснулась Кама. – Я и голову не просуну туда.
– Просунешь, – начала быстро раздеваться Эсокса. – А если все остальное застрянет, хотя я бы не назвала тебя толстушкой, тогда повисишь с недельку, пока похудеешь. А я буду с той стороны поить тебя водой. Давай-давай. Я бы не хотела, чтобы нас щупали поганой магией даже через камни. И вот, на, – она бросила Каме кожаный кисет. – Тут медвежий жир. Он, конечно, больше от болезней, но я бы на твоем месте намазалась. Чтобы не худеть в самом начале пути.
Худая и жилистая Эсокса быстро скрутила одежду в узлы, прихватила ее веревкой, туда же привязала свой мешок, затем мешок Камы, затем ее одежду, перетянула бечевой оружие.
– Кажется, застрять не должно.
Перевязав той же веревкой туловище, Эсокса забралась по осыпи и, проклиная пыль и грязь, нырнула в щель. Сначала оттуда ничего не было слышно, затем веревка шевельнулась. Через минут десять донесся голос Эсоксы.
– Подавай мешки. Осторожно. Чтобы не пошло в распор. Тут нормально. Правда, в одном месте еще чуть-чуть у€же, но ты пролезешь. Локтей пятьдесят, и мы снова в пути.
Кама принялась судорожно натираться медвежьим жиром.
Глава 25
Ирис
Девчонку-ливку, которая выпускала стрелы из лука с такой точностью и такой быстротой, что даже наставник Игниса Сор Сойга раскрыл бы рот от изумления, звали Ирис. Неизвестно почему, но именно она вдруг полюбилась всем освобожденным малолетним пленникам, которых, как посчитал, сокрушенно мотая головой, Волуптас, осталось семьдесят восемь, а если отнять от них семнадцатилетнего рассудительного калама по имени Арденс, так и вовсе семьдесят семь. Хорошее число, чтобы похвастаться им, раскрывая кошель или показывая смазливой девке жемчужное ожерелье, но никуда не годное, если речь идет об измученных детях, потерявших родителей и дом.
– Что я с ними буду делать? – бормотал про себя Волуптас, почесывая правой рукой обрубок левой, который неизменно начинал зудеть у однорукого как раз в минуты крайнего душевного напряжения. Вискера даже прошептала, пережевывая полоску солонины, что у Волуптаса точно мозги были в левой руке, иначе почему бы он расчесывал культю, а не затылок и с чего он ищет проблему там, где ее пока что нет.
– Как это нет? – услышал последние слова воительницы Волуптас и под общие смешки уселся на колоду с другой стороны костра. – Ты только посмотри! Что делать-то с ними?
Игнис не мог сдержать улыбку. Напротив, среди выжженного и вытоптанного конями поля, стояла Ирис и терпеливо объясняла, как держать лук, как прихватывать, чтобы не сорвать кожу с пальцев, тетиву, как натягивать ее, как целиться и как отпускать стрелу в полет к выбранной цели. Объясняла, выпускала стрелу в сделанное из старого мешка, набитого соломой, чучело, передавала лук поочередно обступившим ее подросткам и снова объясняла и показывала, объясняла и показывала. Или лук ливки оказался слишком мощным, или дети были слишком ослаблены, но мало кто из них мог не только натянуть тетиву хотя бы до груди и попасть в чучело, но и даже сделать так, чтобы его стрела долетела до мишени. А те стрелы, что выпустила Ирис, уже торчали колючим пучком почти из одной точки.
– А что? – посмотрела на Игниса Вискера. – Если будет нечем кормить, может быть, отвлекать детишек от голодных мыслей воинскими упражнениями?
