Церритус отдал приказ сменять караулы в городе и отправил одну тысячу в замок, другую ко дворцу. В замок отправился безлицый, и именно оттуда стали выносить мертвецов. Во дворец пошел сам Церритус. Он построил ардуусцев у входа и стал кричать, что безродная должна выйти на площадь. Она не выходила. Тогда он послал туда одного воина и стал ждать. Сначала из дворца вышли все стражники и поклонились Церритусу. Потом, наконец, появилась испуганная и залитая слезами мать Биберы, чей муж уже несколько дней сражался на бастионах Алки, Церритус был улыбчив и мягок. Никто не слышал, что ему сказала Сипарра, но через мгновение она хрипела на снегу, пытаясь удержать внутренности в распоротом животе.
– На стену, – приказал с улыбкой Церритус, – повесьте ее на стену вместе с чернью.
Сказал и тоже пошел во дворец. Никто не видел, что он там делал. Вышел из дворца он с такой же улыбкой, с какой и вошел. А потом за ним вошли ардуусцы и стали выносить мертвых. Слуг – на стену. Вельмож – в склеп. Но Тутуса убил не Церритус. Тутуса убил безлицый. Церритус уже ушел с четырьмя тысячами и двумя сотнями пленников к Алке, когда появился его брат. Он въехал в ворота Бэдгалдингира на рассвете. Безлицый словно был предупрежден о его приезде, потому что на площади были выстроены и стражники Бэдгалдингира, и ардуусцы. И в тот день он снял повязку. Но странным образом никто не запомнил его лица. На лице Тутуса смешались тревога за Алку и благодарность за торжественный прием. Оглядываясь в поисках знакомого лица, он спрыгнул с коня и подошел к безлицему без опасений, словно знал его и раньше. Тот поклонился Тутусу, опустившись на одно колено, а когда вставал, одновременно вспорол ему живот. Эскорт принца уже рубили. Затем безлицый вернул повязку на место и отправился в замок. За ним повели нескольких человек. Их уводили туда каждый день. Зачем, никто не знал. Впрочем, никто из замка не возвращался.
– Почему он носил повязку? – спросил Игнис у Аментии, когда спутники собрались поздним вечером на ужин в небольшом трактирчике у тракта, расположенном ближе к восточной стене. Конечно же, никакого трактирщика там не нашлось, но при трактире имелась конюшня, а один из ветеранов- кирумцев оказался отличным поваром.
– Не знаю, – принцесса Утиса тянула из чаши горячее вино с медом и бормотала что-то вполголоса, словно вытаскивала из памяти заклинания, стряхивала с них пелену забвения и укладывала на место.
– Привычка, – предположила все еще заплаканная Серва. – У них нет своего лица во плоти. Поэтому они пользуются чужим, но изменяют его под себя. Или же они могут явить себя лишь в бесплотном образе. Поэтому придумывают, как придумывает молодой воин и лепит себе петушиное перо на шлем. Смешно же и глупо, а он лепит.
– Не думаю, – не согласилась Туррис. – Никогда не следует ничего громоздить. Рухнет. Все всегда объясняется просто.
– И как же? – с интересом уставилась на Туррис Монс.
– Сделка, – объяснила Туррис. – Ему сделали предложение в Ардуусе. Или еще раньше. В Хоноре. Могли бы и раздавить, как клопа, но сделали предложение. Каприз императора. Сонитус отдал свое тело мурсу на время, но потребовал, чтобы тот не показывал всем его рожу. И все.
– Да уж, – задумался Эксилис. – Скорее всего, так и было. Но разве это смешно?
Герцог повернулся к засмеявшемуся Холдо.
– Ничего смешного, – ответил тот, удерживая на руках дочь Катены, – кроме одного. Я сижу за столом рядом с вельможами и слушаю их умные разговоры. И меня никто не пнет ногой и не прогонит. Воистину Анкида катится в пропасть.
– Сейчас я тебя пну, – усмехнулась Туррис. – Тем более что я вовсе не вельможа.
– Не ходи в Алку, – вдруг сказала Аментия, глядя на Туррис. – Не ходи. Плохо будет. Я чувствую, поверь мне.
– Пойду обязательно, – скривила губы угодница. – Всегда все делала наперекор собственной трусости и чьим-либо предсказаниям. Когда выходим?
– Завтра с утра, – прошептала бледная и молчаливая Бибера.
– Да, – кивнул Игнис, – завтра с утра. Только зачем туда тебе, Бибера?
– Там отец, – прошептала она. – Конечно, если он еще жив. И там – Церритус. Надеюсь, что он еще жив.
– Кто еще пойдет? – спросила Туррис.
– Только Бибера и Холдо, – ответил Игнис. – Бибера оденется побогаче, мы трое, если ты, Туррис, не передумаешь, ее слуги.
– Так мы сможем подобраться к Церритусу, – прошептала Бибера.
– Так мы сможем добраться до Алки и, может быть, спасти твоего отца, – улыбнулась Туррис.
– Спасти войско Бэдгалдингира, – вздохнул Игнис. – И все остальное тоже.
– Церритус должен привести войско Бэдгалдингира к императору, – подал голос Эксилис. – Об этом говорят те ардуусцы, которые пришли в себя. Все жители королевства будут отправлены на корм Светлой Пустоши. Войско Эрсет должно пройти сквозь долину Себет-Баби, как проходит узкий нож сквозь свиную тушу.
– А потом? – спросила Монс.
– Про «потом» им ничего не известно, – пожал плечами Холдо. – Но едва я подумаю, что в Ардуусе еще больше ста тысяч таких безумцев, мне становится не по себе. Надо бы заканчивать тут и убираться. Хотя бы вместе с войском и жителями.
– Пока с войском ничего не ясно, мы останемся здесь, – сказал Эксилис. – Ведь эта погань может вернуться. Правда, башни уже чистят, окна и арки на их оголовках закладывают камнем. Большая часть сэнмурвов улетела, каких-то перебили стрелами. Но главное, нужно будет внушить жителям, каждому из
