– Не знаю, – призналась Ви. – Орс не стал переводить. Сказал, что если хочешь, чтобы тебя в гахской деревне стали убивать не медленно и по частям, а сразу и целиком – проговори то-то и то-то. Заставил заучить. Уж не знаю, можно ли это говорить при детях, но меня всякий раз отчего-то тянет покраснеть. А чтобы я покраснела… Не случалось пока. Кстати, тот гах, которого мы возили к Фалко, очень не любил эти слова. Зубами пытался меня грызть. Что ты делаешь, принцесса?
Кама держала перед собой клинок, в который исправно сливала время от времени переполнявшую ее силу. Вряд ли она сумела его наполнить до краев, но зачерпнуть из него силу ей, кажется, удавалось. Вот до гахов осталось половина лиги, затем треть. Стали различимы оскаленные пасти, завизжали кривые дудки, вот-вот взлетят короткие стрелы.
– Энки благословенный, – охнул кто-то среди даккитцев.
– Колья держать наготове! – заорал Ремортед. – И чтобы платок был заткнут под ремень у каждого! Мокрый платок! Кому лень снег топить, может помочиться на него, все одно – лучше уж так, чем без головы. Колья!
Одно смешивалось с другим. Наряженная в белые балахоны масса вошла в болотце и стала сминать на ходу тростник, срезая серые метелки сухой поросли рядом оскаленных острых зубов. Вот зафыркали короткие луки и полетели стрелы. Не самая хорошая защита связки хвороста. Есть потери, есть. С первой минуты. А у Ремортеда лучников маловато. Или он всех оставил всадникам? А смогут ли они выпускать стрелы на ходу? Ведь не ордынцы, совсем не ордынцы. Три секунды, две, одна. Есть! Схлестнулось одно с другим! Насадилась на колья и полезла по головам насаженных зубастая и когтистая масса. Ругань и ор тут же сменились пыхтением, ударами и вскриками. Заскрежетала сталь. Заскрипела кость. И тогда Кама вырвала меч из ножен, отпуская накопившееся и отправляя его вперед. Весь тростник должен был вспыхнуть! Весь! И тот, что успели порубить перед собой ее воины, и притоптанный гахами. Весь!
– Энки благословенный?! – закричала Ви. – Как ты сумела? На них горят балахоны! Живыми сгорают!
– Лапис! – истошно заорал Ремортед, и всадники рванулись с места, потекли двумя клиньями вперед, огибая болотце справа и слева и осыпая белых и становящихся в пламени черными гахов стрелами.
– Вот и ладно, – кивнула Ви и вдруг, не ожидая команды, выдернула меч из ножен и послала коня в самую схватку.
– Пошли, Имбера, – чувствуя какой-то мерзкий привкус во рту, сказала Кама. – Их поганые луки стали негодны в пламени. Теперь это обычная битва. Но не бойня. Они все еще дорого отдают жизни. Ни одного живого нельзя оставлять, ни одного…
Через час с юга к черно-красному пятну пожарища и множеству мертвых тел прилетел дозор с юга. Ви заматывала Имбере тряпицей рану на левом плече, Кама сидела у костра и соскабливала ножом с гарнаша запекшуюся на нем кровь. С лошади спрыгнула Кулпа Адорири, жена дяди Фалко – Асперума. И у нее, и у сопровождающих ее десяти стражников лица были утомленными.
– Сколько здесь было? – спросила она, показывая на усыпанное телами поле.
– Двадцать пять тысяч с небольшим, – поднялась Кама. – Уже посчитали. Но рубить закончили четверть часа назад. Считать и добивать раненых – только что. Еще час, и будем готовы идти дальше.
– Сколько потеряли? – посмотрела на взгорок, где лежал ряд убитых, Кулпа.
– Четыреста с лишним воинов, – помрачнела Кама. – Теперь нас двадцать четыре тысячи.
– Мы потеряли уже треть, – покачала головой Кулпа. – Но все случилось так, как мы и представляли. Почти все. Они пошли волной от замка Фуртима. Захватили участок шириной в две лиги. Порубили охрану. И стали расползаться вот такими отрядами. Этот пятый, и надеюсь, последний. Останки еще четырех – добивают. Думаю, что в итоге потеряем каждого второго.
– Подожди, – нахмурилась Кама, оглянулась на Ви и Имберу. – Пять отрядов. Даже если в каждом по двадцать пять тысяч гахов – всего сто двадцать пять тысяч. Их должно быть больше двухсот! Где еще сотня? Пошла на Лапис? Прорвалась в другом месте?
– Нет никакого другого места, – махнула рукой Купра. – Все перешли ров напротив замка. Сто тысяч завязли в селе в десяти лигах от рва. Цепкими там оказались подставные крестьяне. Рубятся с гахами до сих пор. Отсюда пятнадцать лиг. Нужна помощь.
– Ремортед! – побледнела и вскочила на ноги Кама. – Поднимай конных! Идем на восток! Остальные – по нашим следам! Кто еще там? – спросила она у Купры.
– Лаурус с ардусцами, – ответила та. – Еще дины под началом какого-то мальчишки. Все араманы с нами, добивают такие же отряды. Дружина Раппу с Субулой идет сюда же, но она дальше. Она держала весь берег Му от Утиса. За рвом предгорья чистят с юга воины Бабу, с севера – ваши, лаписские. Но там мало гахов, несколько тысяч. Только дозоры, кухни и стойбища.
– Это что? – показала Кама на черную ленту на запястье Купры.
– Треть нашего войска уже погибла, – прикусила губу Купра. – И мы еще не считали тех, кто выманивал гахов из леса на себя.
– Там было полторы тысячи и моих воинов, – покачала головой Кама. – Кто погиб?
– Мой муж, – запрыгнула на лошадь Купра. – Асперум. Фалко серьезно ранен. Но жив. Мертвы Фортис, брат Фалко, и его жена Эссентия. Они занимались рвом и никуда не ушли, когда гахи поперли со склона. И это только малая часть потерь, принцесса Камаена Тотум.
– Вперед! – тронула коня Кама.
