Живу.
Иногда мне кажется, что смотрю сон.
Гость
Он пришел после полудня. Вызвонил меня в домофон, назвал мое имя, кашлял и морщился в загаженном подъезде, пока я рассматривал его через глазок. Вошел внутрь, тщательно вытер стоптанные остроносые сапоги о коврик, сел на галошницу в прихожей. Прикрыл глаза. Коричневый плащ разошелся на коленях, открывая залатанные штаны. Поля шляпы сломались о настенное зеркало за спиной. Пальцы застыли на отполированном яблоневом суку. В бороде запутались лепестки шиповника. Какой шиповник в октябре?
— Одно желание, — проговорил он глухо.
— Какое желание? — не понял я. — Кто вы?
— Одно, — пальцы чуть дрогнули. — Только одно и для себя. У меня мало времени.
— Подождите! — я начал волноваться. — О чем вы говорите?
— Одно желание, — повторил гость.
— Любое? — мне было смешно и страшно одновременно.
— Желание! — повторил он громче. Пальцы скользнули по дереву.
— Вы ко всем приходите? — растерялся я.
— Ко всем, — он приготовился встать.
— Так почему же… — я неопределенно повел головой в сторону подъезда, обернулся к окну, пожал плечами.
— Не все слышат звонок, — он по-прежнему не смотрел на меня. — Не все открывают. Не все видят.
— Подождите! — я начал лихорадочно соображать.
— Никакой платы, — он сделал ударение на слове «никакой». — Одно желание!
— Но… — в голове замелькали дети, жена, мама, соседка с больным ребенком.
— Только для себя! — поднялся гость.
— Кто вы?
— Одно желание!
— Вы все можете? — спросил я. — Тогда определите сами, чего я хочу.
У него были желтые глаза. Как у тигра. Он посмотрел на меня, кивнул и ушел. И ничего не изменилось. Ни тогда. Ни через год. Ни теперь. Но я о нем помню.
Настояно на спирту:
Томик
— Тамара!
Чуть вздернутый подбородок, чуть прикрытые глаза. Ресницы удлиненны чем-то черным и шероховатым, покрыты как крылья бабочки пыльцой, не тронь, а то не полетит. За ними тьмою блестят зрачки. Колькин приятель подбирает живот, хлопает по карману, где лежит расческа, которая славно фыркает и визжит, когда он продувает ее после безуспешной попытки пригладить волнистые вихры.
— Василий, — хрипло заменяет он всегдашнее «Вася» и смотрит на протянутую руку. Тонкие пальцы девушки вытянуты и чуть расслаблены, словно