палец.
— Вот ведь как, — подумал вслух Грядищев, увлекая за собой Владлена. — Никак не удается отсортировать. Вот бандиты и вот нормальные люди. Так и норовят перескочить из одной категории в другую. В чем задача руководителя? Управлять и калибровать. Создать такие условия, при которых всякое отклонение от нормы отсекалось. И уж с отсеченными — особый разговор. Гениям — почет и уважение. А лучше всего — доильный аппарат и в стойло. Бандитам и дегенератам — позор и унижение.
— А лучше — доильный аппарат и в стойло? — догадался Владлен.
— Нет, — остановился Илья Петрович. — Не будешь ты моим представителем, Владлен. Умный — это не тот, кто понял и сказал. И не тот, кто понял и не сказал, надеясь, что начальник сам догадается и понятливость его оценит. Умный — это тот, кто понял, и не сказал, и не дал повода заметить свою понятливость. Ценят глупых и незаменимых. Дилемма? Ведь незаменимым может быть только умный человек? А разве начальник позволит, чтобы кто-то был умнее его? Какой из этого следует вывод? Самое опасное для подчиненного — перестараться! Понял? Оставайся-ка ты пока, Владлен, представителем президента, а там посмотрим. А вот и отец Федор. Здравствуйте, Федор Михайлович!
Грядищев широко распахнул руки и двинулся навстречу привычно страдающему в длинной темной одежде священнику, наклонился, как пикирующий самолет, как бы собираясь поцеловать священнику руку, но в последний момент взмыл вверх, ухватил руку священника обеими руками и внушительно ее встряхнул.
— Отец Федор, — представил Грядищев Владлену священника, — Настоятель нашего кафедрального собора. Можно сказать, что посредник между нами и всевышним. Небесный дилер. Брокер человеческих душ. А это представитель президента. Владлен Клементьевич Французов.
Священник скорбно поджал губы, осмотрел чиновников и вздохнул:
— Здравствуйте, Илья Петрович. Здравствуйте, Владлен Клементьевич. Кстати имени Владлен в святках нет. Можно перекрестить на другое. Что касается слов ваших, Илья Петрович, какой же я брокер? Брокер — это, скорее, вы. Я пастырь человеческих душ.
— Это почти одно и тоже, Федор Михайлович. Спасибо, что почтили своим вниманием праздник наш.
— Спасибо за приглашение на ваш праздник, Илья Петрович. Какие заботы одолевают городского голову? Как решаются земные проблемы?
— Да вроде как небесные проблемы у нас, Федор Михайлович?
— Слышал я, Илья Петрович, что камень упал с неба на город наш?
— Камень, не камень, но что-то упало, Федор Михайлович, разбираемся в меру сил и возможностей своих.
— Сказано, Илья Петрович: «И звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои» (
— Что нам от ваших страшилок, Федор Михайлович? Ведь сказано: «…участь сынов человеческих и участь животных — участь одна; как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом; потому что все — суета!» (
— Ах, Илья Петрович! Если бы смерть была так страшна. Ведь сказано: «…люди будут искать смерти, но не найдут ее; пожелают умереть, но смерть убежит от них» (
— Не стойте над нами, Федор Михайлович, а идите к нам. Тогда и слова ваши будут иными. Ведь сказано: «Есть и такая суета на земле: праведников постигает то, что заслуживали бы дела нечестивых, а с нечестивыми бывает то, чего заслуживали бы дела праведников» (
— Что вы сможете построить из камня, Илья Петрович, если душа ваша будет пуста? К богу надо сначала обратиться! И кому будет нужен ваш храм, если вдруг и получится храм у вас, а не вертеп? Ведь сказано: «И не войдет в него ничто нечистое, и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые написаны у Агнца в книге жизни» (
— Так не вы же книгу жизни заполняете, отец Федор! В своей епархии-то разберитесь. Вон мне Лафетов докладывает, опять ваш отец Питирим народ баламутит, крестный ход затеял. Кричит, что сатана упал на город!
— Много верующих, Илья Петрович, но мало верящих.
— Так, может, Питирим как раз и хочет число верящих увеличить? Проповеди вот читал на простом, разговорном, понятном народу языке! Непотребные слова употреблял только при описании полчищ сатаны. А вы его ненормальным объявили. Сначала, получается, рукоположили, потом рукоприложили?
— Что значит понятный язык? Вера через сердце входит, Илья Петрович. Через уши и голову одни сомнения.
— Как же вы, отец Федор, в сердце попадете, голову минуя?
— К душе обращаться надо, Илья Петрович. Блюсти себя надо. Вы вот дни проводите свои в заботах о нас, так помните: кому многое дано, с того многое и спросится.
— Одно непонятно, Федор Михайлович, зачем он спрашивать будет, если он и так все знает? Нестыковочка выходит. Спросят — так ответим. Только мы туда не спешим, нам еще здесь далековато до задуманного.
