Его близость работала там, где слова были абсолютно бесполезны.
И когда это исчезнет, то будет больно.
Глава семнадцать
Моя первая прогулка по залу ультрафиолета за несколько недель.
Я бросил форму кучей у двери и вытащил пару защитных очков. Поморгав за мутными стеклами, я огляделся. Боже, даже офицерский зал ультрафиолета оказался лучше нашего. В нашем пахло потом, ржавчиной и аммиаком. Тут — ничем. И ни одна лампа тут не жужжала, так что никому не грозила головная боль из-за мигающего света.
Прищурив глаза, я посмотрел на таймер на стене. Пока я удивлялся тому, какая эта комната большая, от пятнадцати минут осталось двенадцать. Может, это ощущение объяснялось тем, что я не ходил по нарисованному кругу с двумя десятками других парней в одном белье. Здесь были только мы с Кэмом. Мы старались держаться подальше друг от друга. Вся суть зала ультрафиолета заключалась в том, чтобы подставить свету как можно больше кожи.
Я покрутился, раскинув руки, впитывая в себя свет и жар.
«Выглядишь аппетитно», — сказал Кэм у меня в голове.
Я фыркнул:
— Очень смешно, ЭлТи.
Он сверкнул улыбкой:
— Я не шутил, рядовой.
Я поднял брови и просунул пальцы под пояс трусов.
— Хотите кусочек, сэр?
Его улыбка стала шире.
— Осторожно, Брэйди, ты ведь не хочешь заработать солнечные ожоги на некоторых чувствительных местах?
Ой. Я поморщился и принялся по привычке ходить по кругу. Пол под ногами уже нагрелся.
Это странное подшучивание… в общем, да, оно было странным. Часть меня до сих пор ничего не ощущала, до сих пор оставалась закрыта, отчего мне казалось, что я притворяюсь. Разыгрываю шоу для Кэма, изображая языкастого, похотливого рядового с плохим поведением и грязными мыслями. Но на самом деле я был вовсе не таким.
На самом деле внутри ощущалась пустота.
Хотя нет, все не так просто. Во мне словно одновременно уживались двое: тот самый жаждущий секса рядовой и парень, которого раздирало на части горе; и я абсолютно хаотично переключался между ними.
Горе должно было быть всепоглощающим. И я презирал себя за то, что оно не было таким. А иногда вдруг забывал. Боже, как можно забыть о таком? Иногда я по несколько минут не вспоминал, что отец мертв, но все это время боль просто перестраивалась, чтобы снова ударить меня посильнее.
— Ты в порядке? — тихо спросил Кэм.
— Ага.
Мы обошли друг друга по кругу.
— Я в твоей голове, Брэйди, — сказал он. — Не ври.
— Ну так не задавай тупых вопросов.
— Хорошо. — Кэм остановился. — Я беспокоюсь за тебя.
Я знал это. Я ведь тоже был в его голове, и с тех пор, как он узнал, что мой отец умер, тревога исходила от него волнами.
Умер. Черт. Папа умер. Каждый раз при воспоминании об этом меня потряхивало. Как глупо. Ведь я же знал, что отец мертв. Я, мать вашу, знал, но мой мозг словно отталкивал эту мысль. Единственный раз, когда со мной происходило что-то подобное, был…
Черт. С Уэйдом. Отупение, отключка мозга и что-то такое огромное, что я просто не мог осознать. «Это не может происходить», — твердил я себе, и, должно быть, до такой степени сам себе верил, что не мог посмотреть правде в глаза. Как трус.
— Нет, — возразил Кэм. — Это шок. Не думай, что это что-то другое. Ни тогда, ни сейчас.
Я отошел подальше. По крайней мере кое-что общее у нас всегда будет: психологическая травма. Хотя кто я такой, чтобы считать, что мои беды: то, что случилось с Уэйдом, или папина смерть — могут сравниться с тем, что произошло с Кэмом?
Я не понял, что Кэм рядом, пока он не схватил меня за руку и не дернул, заставив повернуться к нему.
— Какого черта, Брэйди?
У меня свело живот.
— Что?
— Перестань!
Я удивленно вскинул брови:
— Что перестать?
Кэм нахмурился, его хватка ослабла, но он не выпустил мою руку.
— Перестань считать себя неважным! Ты важен, понятно? То, что происходит с тобой, имеет значение.
— Для кого? — спросил я севшим голосом.
— Брэйди. — Кэм обхватил мое лицо ладонями и прижался лбом к моему лбу. Выпуклые стекла наших очков клацнули друг о друга. — Как я могу вбить это в твою тупую голову? Для меня. Ты важен для меня.
Я закрыл глаза.
— Я просто парень в твоей голове. Ты мог бы получить любого.
Он вздохнул.
«Думаешь, это все? Биохимия?»
— Не знаю, — прошептал я и пожал плечами. — Ты даже не хочешь меня трахнуть.
Кэм провел пальцами по ежику моих волос и вздохнул:
— Я хотел трахнуть тебя с тех пор, как впервые увидел.
Мой член шевельнулся.
— Так почему не сделал?
— Сейчас не время.
Я нахмурился. Из-за отца? Из-за Кай-Рена? Из-за того, что Кэм у меня в голове? Тогда нужное время никогда не наступит. Никогда. Либо Кай-Рен убьет нас всех, либо не убьет, и Кэма пошлют обратно на Восьмой или на Землю. Что бы ни случилось, больше времени у нас не будет.
— Я не знаю, готов ли ты, — прошептал Кэм. — Ты ведь и сам не знаешь.
Я сделал глубокий вздох.
— Как узнать, если не пытаться?
Была середина дня, но в космосе это не играло роли. Я приглушил свет, и в комнате наступила ночь. Только я, Кэм и звездный свет, который он так любит.
— Ты уверен, что хочешь этого, Брэйди? — Глаза Кэма в темноте казались огромными.
— Да, — ответил я, мое сердце стучало все быстрее.
— Ты напуган, — сказал он.
— Но это не значит, что я не хочу. — Я проверил, закрыта ли дверь и преодолел разделявшее нас расстояние.
Кэм прижал ладонь к моей груди, удерживая меня на месте.
— Потому что меня скоро здесь не будет, как никогда не было, и тебе не обязательно… Ты можешь, ну, знаешь… — Он замолчал.
Мне не нужно было читать его мысли, чтобы понять, о чем он.
— Думаешь, я могу притвориться, что ничего педерастического не происходило, если ты не засунешь свой член в мою задницу?
Брови Кэма взлетели.
— Ничего «педерастического»?
— Я пока работаю над терминологией, — сообщил я. — В любом случае — какая разница? Я почти уверен, то, что я сосал твой член, уже значит, что я вряд ли смогу стать голубее, чем есть.
Кэм покачал головой.
— Ты когда-нибудь слушаешь, какую пургу несешь?
— Неа. — Я подсунул пальцы в шлевки его штанов и подтянул поближе. — Никто не слушает, поэтому мне до сих пор и не поставили диагноз. — Он весело фыркнул. — Нет времени на смех, ЭлТи. Снимай одежду и трахни меня.
Его лицо стало серьезным.
— Брэйди, ты…
— Уверен, — оборвал я его, расстегивая пуговицу на его ширинке и засовывая руку ему в трусы. Его член, горячий и уже твердый, дрогнул в моих пальцах. — Хочу твой член в себя.
Черт. Никогда не думал, что скажу эти пять слов, даже в приступе белой горячки. Но сказал и не подавился, и они очень похожи на правду. И весь мой страх и беспокойство, которые Кэм легко читал, ничто. Только моя проблема, не его. Нечестно, что он так легко их улавливал.
— Пожалуйста, — прошептал я.
Я хотел Кэма. Хотел этого.
«Вот только, вот только, только…»
Вот только в прошлый раз, когда в моей заднице был чужой член, я просил совсем о другом, захлебываясь слезами и соплями: «Нет, нет, нет, пожалуйста, нет». Вот только не хрен думать о том, что случилось сто лет назад.
Мое сердце бешено колотилось в нас обоих.
— Но ты напуган, — возразил Кэм.
— Неважно. — Я подставил лицо для поцелуя.
Наши губы соприкоснулись. Поцелуй вышел легким, едва ощутимым. Такая нежность была для меня в новинку. Как и неторопливость. Но Кэм не давил на меня, а я не спешил, потому что в кои-то веки мы оба знали, к чему все идет.
Наши тела знали друг друга. В этом нам очень помогли наши сны. Пуговицы расстегивались, шнурки развязывались под нашими руками. От прикосновения пальцев Кэма кожу под резинкой белья покалывало электричеством. Ничьи другие прикосновения так не ощущались, и сейчас плевать я хотел, естественная это химия или производства Безликих. Какая разница? Его прикосновения электризовали каждое нервное окончание в моем теле, и я знал, что мои делают то же самое с ним. Я чувствовал это, и у меня перехватывало дыхание.
