долгим.
Два каменщика в белых блузах, щеки запятнаны известкой, пьют кофе, по контрасту очень черный.
Я устраиваюсь в углу, как можно дальше от входа: ненавижу сидеть рядом с дверью. На моем месте отобедали рабочие. На столе обертка от сыра 'Маленький швейцарец', яичная скорлупа.
Люси со мной обходительна. Она подает мне исходящий паром суп, свежий хлеб, который крошится, тарелку овощей, иногда кусок мяса.
После еды жир застывает на губах.
Каждые три месяца, как только получаю пенсию, я даю Люси сто франков. Много она на мне не зарабатывает.
Вечерами я дожидаюсь, когда разойдутся посетители, потому что я обычно закрываю заведение. Все время я надеюсь, что Люси меня задержит.
И однажды она просит меня остаться.
Опустив гарпуном железную штору, я на четвереньках вернулся в кабачок. Тот факт, что я оказался в заведении, закрытом для публики, произвел на меня впечатление странности. Я себя не чувствовал дома.
Радость развеяла эти наблюдения.
Теперь я созерцал более снисходительным взглядом ту, которая, несомненно, станет моей любовницей. Она наверняка не нравилась мужчинам, но как-никак это была женщина, с большими грудями и бедрами, которые шире, чем мои. И я ей нравлюсь, потому что она попросила меня задержаться.
Люси откупорила пыльную бутылку, вымыла руки минеральным мылом и уселась напротив.
Жир еще блестел на ее кольце и вкруг ногтей.
Невольно я прислушиваться к звукам с улицы.
Мы были смущены. Слишком очевидная цель моего присутствия мешала нашему интиму.
– Выпьем, – сказала она, вытирая горлышко бутылки фартуком.
С час мы провели в беседе.
Я бы охотно ее поцеловал, если бы для этого не нужно было обходить стол. Стоило дождаться более удобной оказии, ведь речь о первом поцелуе.
Внезапно она спросила, видел ли я ее комнату.
Естественно, я ответил:
– Нет.
Мы поднялись. Озноб сводил мне локти. Перед тем как потянуть цепочку газовой горелки, она зажгла свечу. Капли воска, которые падали ей на пальцы, тут же твердели. Она их снимала ногтем, не ломая.
Пламя свечи замигало на кухне, потом расплющилось, когда мы двинулись по лестнице, узкой, как приставная, которая вела в ее комнату.
Ни о чем не думая, я следовал за ней, инстинктивно шагая на цыпочках.
Перед тем как открыть дверь, она опустила подсвечник, чтобы осветить замочную скважину.
Ставни у нее в комнате были закрыты и, конечно, так и оставались целый день. Одеяло и простыни перекинуты через спинку стула. Матрас был в красных полосах. Шкаф приотворен. Я подумал, что Люси там прячет сбережения, под стопкой белья. Из деликатности я смотрел в другую сторону.
Она показала мне фотографические портреты, украшавшие стены, потом села на кровать. Я опустился рядом.
– Как вы находите мою комнату?
– Очень уютно.
Внезапно, как бы для того, чтобы упредить ее падение, я ее обхватил. Люси не сопротивлялась. Окрыленный таким поведением, я покрыл ее поцелуями, в то же время раздевая ее одной рукой. Мне хотелось, на манер настоящих любовников, рвануть пуговицы, разорвать белье, но страх, что она сделает мне выговор, меня сдержал.
Вскоре она осталась в одном корсете. Пластины его были кривые. Шнуровка связывала спину. Груди соприкасались.
Я расстегнул этот корсет, дрожа. Сорочка на мгновение пристала к талии, затем упала.
Я снял ее с трудом, потому что узкий воротник не проходил через плечи. Оставил я на ней только чулки, потому что, как я считаю, так красивей. И в журналах раздетые женщины всегда в чулках.
Наконец она вся предстала голой. Бедра выступали над подвязками. Позвоночник натягивал кожу на пояснице. На руке был след прививки.
Я потерял голову. Судороги, похожие на те, что сотрясают ноги лошадей, пробегали вдоль моего тела.
На следующее утро, около пяти, Люси меня разбудила. Она была уже одетой. Я не решился на нее взглянуть, потому что на рассвете я не красив.
– Виктор, поторопись, мне нужно вниз.
Пусть и в полусне, но я сразу же понял, что она не хочет оставлять меня в комнате одного: доверия у нее ко мне не было.
Я поспешно оделся и, не моясь, последовал за ней.
Дверь она заперла на ключ.
– Подними штору.
Исполнив это, я сел, надеясь, что она предложит мне чашку кофе.
– Можешь идти, а то сейчас придут клиенты.
Несмотря на то, что теперь она была моей любовницей, я удалился, ни о чем не спрашивая.
С тех пор, когда я прихожу обедать, Люси меня обслуживает, как обычно: не более и не менее.
АНРИ БИЙАР
I
Одиночество меня угнетает. Мне бы хотелось иметь друга или даже любовницу, которой я бы поверял свои горести.
Когда шатаешься целыми днями ни с кем не говоря, вечером в комнате чувствуешь себя усталым.
За самую малость чувства я бы разделил все, чем обладаю: деньги моей пенсии, мою кровать. Я был бы таким деликатным с особой, которая доверила бы мне свою дружбу. Никогда бы ей я не перечил. Все ее желания были бы моими. Как собака, я бы следовал за ней повсюду. Она бы шутила, я бы хохотал; она бы впадала в грусть, я бы рыдал.
Доброта моя бесконечна. Тем не менее, люди, которых я знаю, этого не
