собираются.
— Много вас?
— Пока с пару десятков, но вот еще шериф своих прислал. Он тоже у нас живет. Если десятка два наберем, то сможем перекрыть все подходы.
Я прикинул, как это будет выглядеть, и кивнул. Койотова Купальня отделена от шоссе довольно глубоким каналом. Между каналом и дорогой метров пятьсот идеально плоской песчаной пустыни, откуда незамеченным разве что скорпион заползет, каких здесь множество. И со стороны Уэлтона к нам можно заехать на машине исключительно по одному мосту. А с другой же стороны от нашего поселка нет ничего, кроме еще одного канала, Мохаук, а дальше пустота, причем на много-много километров. Только пустыня и скалы. Горная гряда Фортуна прикрывает нас от того же Фортуна Футхиллз, а на восток лишь аэропорт в пяти километрах, где неизвестно, что сейчас творится.
— А что в аэропорте? — спросил я Марка.
— Там военные с утра сегодня, опорный пункт организовали и, по слухам, готовят что-то вроде убежища для беженцев. Что в городе, как тебе показалось?
— Если честно, то хуже и хуже. — подумав, сказал я. — Начали много и часто стрелять, пытаются перекрывать улицы, но никакой пользы от этого не видно.
— Понял. — мрачно кивнул Марк, закусив нижнюю губу, отчего его лицо вдруг стало еще толще.
Я подумал, что так и не увижу его глаз — он и сейчас был в глухих черных очках и панаме. А если он их снимет, и я его встречу, то даже не узнаю.
— Ну что, поговоришь с Полом? — спросил он.
— Не вопрос. Дайте мне полчаса разобрать вещи… — я похлопал по черной сумке, стоящей рядом со мной. — … и я в вашем распоряжении.
— Отлично. Увидимся. — сказал он, отходя от машины и помахав толстой рукой.
А я поехал дальше, петляя по улочкам поселка. Теперь здесь стало даже оживленно. Машины на дорожках, люди, стоящие на улицах и что-то обсуждающие. Кажется, оцепенение, так поразившее меня до этого, уже закончилось. У всех прорезалась жажда деятельности.
Подъехав к дому, я увидел Пола, стоящего у себя на лужайке, и что-то показывающего двум мужикам с винтовками в руках. У тротуара был припаркован большой 'Кадиллак Эскалейд', наверное, одного из них. Когда я остановился, Том замахал мне рукой, но я показал ему жестом, что вернусь, и заехал в гараж. Потом выволок все имущество из фургона и затащил в дом.
Дом встретил меня тишиной, почему-то ставшей странной и непривычной. Я сбросил куртку, скрывавшую доселе кобуру, повесил на вешалку. Огляделся, прислушался. Чего это я? Кто сюда мог войти в мое отсутствие? Сигнализация в порядке, я даже код набирал… Или это у меня началась перестройка сознания на 'боевой режим'? Тогда, может оно и к лучшему?
Стыдясь самого себя, я не удержался, достал из кобуры пистолет и быстро прошел по всем комнатам, даже заглянул в подвал. Естественно, нигде никого не было. Тогда я прошел на кухню, таща по ламинатному полу тяжелую сумку, налил воды в чайник и включил его. Сел за стойку. Все, дома. Хоть и временно, и дом не свой, но это передышка и возможность обдумать положение.
Я теперь вооружен. Это раз. Хорошо вооружен — это тоже раз, а заодно и два. Я не пойму, куда все катится. Это три, и это плохое три, от которого должны спасать раз и два. Военное положение — что от него ждать? Это хорошо или это плохо? Летают ли еще самолеты вообще, пусть даже не из Юмы? Уточню вопрос: летают ли они в Россию, или хотя бы в том направлении? Летят ли самолеты, плывут ли пароходы, бегут ли поезда? А олени…хрен с ними, с оленями. С поездами тоже хрен, все равно им, куда мне надо, не добежать. Что делать? Включать ноутбук, хотя бы на предмет узнать, есть ли еще этот самый Интернет?
Интернет был. На домашней страничке висела карта мира, покрытая красными язвами. Сплошь. В Африке красных язв почти не было, разве что в ЮАР, она была лишь бледно заштрихована красным. И пояснение, что сведения оттуда больше не поступают. Россия покрыта язвами вся, кроме севера и малонаселенных районов Сибири. А там и зомбироваться некому. В Америке была почти такая же картина. Оказывается, я нахожусь на границе относительно благополучного района. Вспышки «гобблерства» у нас здесь есть, но их куда меньше, чем, скажем, на Восточном побережье. Или в Калифорнии, которая просто покрылась красным как лужей крови.
Я включил телевизор, наткнувшись сразу на новости. По всем каналам шли одни новости или ток-шоу, посвященные все той же катастрофе. Больше ни о чем не говорили. Было много видео. Надо отдать должное американским репортерам, которые лезли в такие места и такие ситуации, что я бы не рискнул этого сделать ни за какой рейтинг и ни за какие деньги. И никто ничего не замалчивал, обо всем говорили прямым текстом.
Чайник закипел, и я заварил себе крепкий час с сахаром, что необычно — я всегда пью без сахара. Энергии не хватает, что ли? А вообще, пора делом заняться, раз уж уселся телевизор смотреть.
Достал из сумки винтовку, быстро смонтировал на ней холосайт. Приложился пару раз, включил прицел. Нормально, быстро, удобно. Ярко-красная точка легко наводится на цель, да и целишься почти инстинктивно. Хорошо. Распаковал пакеты с магазинами, четыре новых сложил попарно, скрепил каплерами. На дно каждого второго магазина натянул резинку с маленькой петлей — «пуллаут», специальная такая штука, за которую легко вытаскивать их из карманов разгрузки. Хоть секунду, но сэкономит.
Затем вытащил одну двухсотпатронную упаковку, вспорол ее ножом. На столешницу посыпались пачки из картона, глухо побрякивающие. Вскрыл одну, начал набивать магазин, продолжая глядеть в телевизор.
'… В Лос-Анджелесе количество гобблеров на улице превзошло всякие пределы. Полиция и городские спасательные службы организовали периметр вокруг Беверли-Хиллз, и не подпускают никого на винтовочный выстрел. Город буквально запружен гобблерами!'
Репортер сидел на краю крыши какого-то высотного здания. Оператор стоял рядом, то наводя камеру на него, то стараясь снимать улицы внизу, где действительно творилось нечто ужасное. Людей было мало, и в основном они бежали. А мертвецов на улице было много, и они медленно брели во всех направлениях, вдруг оживляясь при виде потенциальной добычи. Тогда они начинали стремиться к единому центру, каким являлась мечущаяся человеческая фигурка. В большинстве случаев людям удавалось уворачиваться, а угол у камеры был не самый удобный, чтобы проследить весь их отчаянный бег, но мысли навевало это мрачные.
'… Обращаюсь ко всем! Держитесь подальше от Лос-Анджелеса и окрестных городов. Выжить здесь невозможно! Нас высадили на эту крышу с вертолета и должны были забрать уже три часа назад, но вертолет по-прежнему не прилетел, и не отвечает на запросы. Мы будем вести репортаж, пока хватит батарей в камере и в передатчике. Карл Хоффман для Четвертого канала'.
Патроны с маслянистыми щелчками влезали в свой новый дом один за другим. Первый, второй, третий, и так до двадцатого. Затем шуршание открывающейся пачки, стук раскатившихся по столешнице патронов, и снова один, второй, третий…
'… нам поступил видеосюжет, предоставленный частной компанией по вопросам безопасности 'Ромео-Лима-Шестнадцать'. Сейчас мы покажем его вам…'
Вид у ведущего был усталый, не похоже, что он вообще покидал студию. По крайней мере, он бы в том же костюме, в котором я его видел вчера, без галстука и пиджака, воротник мятой белой сорочки расстегнут. Время от времени он снимал очки в тонкой оправе и тер пальцами надавленную до красноты переносицу.
'…Мы представляем вам возможные тактические схемы защиты от нападений зомби, или, как их еще принято называть, гобблеров. Есть твердая уверенность, что зомби руководствуются простейшими инстинктами, движет ими голод, а к сложной мыслительной деятельности они не способны. Поэтому они всегда идут прямо на вас, и в этот момент представляют собой прекрасную мишень…'
Говорившему было за сорок, худое, загорелое до черноты лицо, волосы седоватым ежиком. В руках «Зиг-Зауэр», ствол направлен в землю, палец на предохранительной скобе. За ним стоят еще какие-то люди, перед ним клетка, в которой вцепились в прутья не меньше шести мертвецов.
Я отодвинул очередную пару магазинов в сторону, взялся за следующую. Один, два, три, щелк, щелк…
