— Паковать вещи. И решать, когда свалю. — без всяких уверток заявил я.
— Куда? — удивился Майк.
Серхио тоже явно опешил, потому что резко обернулся, закинув смуглый волосатый локоть на спинку сиденья.
Я рассказал куда, и привел свои резоны. Возмущаться никто не стал, а наоборот, все скорее задумались. Похоже, что такая идея им до сих пор в голову не приходила, они вправду рассчитывали на то, что удастся полноценно обороняться в Купальне. Поначалу и я так думал, до сегодняшнего утра. Не зря говорится, что утро вечера мудренее. Посидел, подсчитал расход боекомплекта, прикинул, на какие блага для своего путешествия домой я обменял эти сожженные патроны, и понял, что потратил их впустую.
До поворота на Койотову Купальню мы ехали в полном молчании. Лишь в последний момент Майк спросил:
— Покажешь, где твой склад?
— Не вопрос. — пожал я плечами. — Давай налево и сверни направо Лос-Анджелес. И по ней езжай до Сайдуиндер Трейл.
— Понял. — кивнул он и решительно погнал машину в Уэлтон.
Уэлтон был пустынен. Пару раз в отдалении я замечал людей, но так и не понял, живых или мертвых. Серхио сидел молча, лишь явно напряженно думал о чем-то. Так он и продолжал размышлять до тех пор, пока мы не подъехали к запертым воротам нашей складской территории. Там было все так же пустынно, ничего не сломано и не разбито. Разве что ветер нагнал несколько шаров перекати-поля прямо к воротам. Еды там нет, оружия нет, выпивки нет — и чего туда лазить? Вот и не лазили.
— Запомнил? — спросил я Майка.
— Запомнил.
— Тогда вези нас обратно, я голодный.
— Когда ты сюда? — уточнил он.
Похоже, что он на что-то решился. Или думает, что решился. Майк мне нравился. И парень толковый, и не трус вроде, и общий язык мы уже нашли. Лишним он не будет.
— Завтра с утра, часов в восемь. Сразу после дежурства, фактически. Я проеду мимо твоего дома. Захочешь присоединиться — пристраивайся в хвост. — сказал я ему.
— Договорились. — кивнул он, плавно разворачивая машину на широкой улице, захватывая колесами пыльные обочины.
Еще через пару минут мы миновали наш импровизированный блок-пост на въезде в поселок, а еще через минуту он высадил меня возле моего дома и помог выгрузить пакеты в гаражную дверь. Затем мы попрощались до вечера, и они уехали. А я опустил за собой створку ворот — не было у меня желания мельтешить на улице.
Перетаскал все на кухню, глянул на часы. До вечера, точнее — до вечернего дежурства, еще долго. А жрать хочется так, что живот свело. Я бухнул на плиту кастрюлю с водой и выложил рядом пачку спагетти. Затем включил телевизор и взялся поджаривать тонкие как лапша полоски острой мексиканской грудинки в оливковом масле. С пастой эта грудинка в жареном виде чистое объедение, хоть и не традиционное блюдо.
Попутно включил телевизор. Ведущий сменился. Вместо прежнего сидели два мужика в военной форме, которые попеременно читали списки так называемых 'Центров спасения' по разным штатам. Эти же списки непрерывно шли бегущей строкой внизу экрана. Я пощелкал каналами — неужели везде одно и то же? Нет, оказалось, что не одно. Местный канал выглядел достаточно обыденно, если можно так выразиться. Гнали новости, крутили ролики. Журналисты в последние дни стали вызывать у меня уважения больше, чем за всю предыдущую жизнь. Они лезли в такие места и снимали при таких обстоятельствах, что каждый раз вынуждали думать, все ли у них в порядке с головой?
Так или иначе, но становилось понятно, что от больших городов следует держаться подальше. Там ситуация окончательно вышла из-под контроля, и основные силы как армии, так и национальной гвардии использовались для того, чтобы локализовать заразу хотя бы в городских пределах, не дать ей вырваться наружу. Вся же остальная территория страны прикрывалась очень скупо, почти никак.
Оказывается, мы пропустили, но сегодня с утра объявили призыв резервистов на службу, но при этом, со слов тех же журналистов, весь процесс призыва происходил настолько путано в силу нарушенных внутренних коммуникаций страны, что по прогнозам не более десяти процентов резервистов могли попасть на службу.
Более того, впервые было замечено, что призываемые на службу откровенно саботировали приказ, предпочитая оставаться со своими семьями, которым в любую минуту могла грозить опасность. Осознание того факта, что ты отправишься на призывной пункт, а в этот момент съедят твою семью, а тебе с этим потом жить, разрушила всю систему призыва. Мобилизационные планы не исполнялись.
Хватало проблем и с национальной гвардией, которая действовала чрезвычайно эффективно по месту проживания ее бойцов, и которая с крайней неохотой выполняла приказы за пределами, скажем, двадцатимильной зоны от дома. Страна начала разваливаться на составные части, каждая из которых старалась обороняться или спасаться самостоятельно.
Почему так? Это здорово озадачило, но лишь поначалу. Потом решение загадки пришло сразу, в простой и ясной форе. Мобилизация резерва обычно ответ на внешнюю агрессию. Ты идешь на призывной пункт, осознавая, что как раз и приступишь к обязанностям по защите как своей страны, так и своей семьи. Ты на фронте, семья в тылу, ты бьешься за них, нет задачи благородней и праведней. А как быть, когда агрессором может оказаться кто угодно, вплоть до члена твоей семьи? Тогда ты не можешь уйти из дома. Нет внешней угрозы, враг не только не угрожает твоей стране, а его точно так же рвут на куски ожившие трупы. Угроза существует исключительно на местном уровне, и мобилизация в этом случае становится помехой, она не дает выполнять биологически возложенные на главу семьи функции. Как тут пойдешь на призывной пункт? И для чего? Защищать чужие семьи вместо своей?
Вот никто почти что и не шел, кроме одиноких, кому все равно или просто хочется оказаться поближе к военному имуществу. Да и безопасней в общем строю, чем дома одному.
И что? Как бороться с напастью? Нет эффективного способа? Смешно, но способ лежит на поверхности. И плакать хочется потому, что им никто и ни за что не воспользуется. Особенно в России, как ни горько это сознавать. Да и здесь не сумеют.
Возьми всю нашу великую армию, отмобилизуй в нее тех, кого получится и кого успеешь, подели на взводы, и разошли эти взводы по городам и весям, максимально рассредоточив, выдав каждому дополнительно оружия на еще один взвод и боекомплект на батальон. И поручи командовать лейтенантам, сообразуясь с обстоятельствами.
Один взвод может запросто очищать от бродячих мертвецов городок размером с Уэлтон и его окрестности, или его российский аналог. На броне расположись на ключевых позициях, чувствуя себя за ней в безопасности, и так постепенно снижай популяцию мертвяков. Дай взводному право выдать оружие еще взводу местных жителей, выбрав из них тех, кто посноровистей — и городок спасен. Никакое количество тупых и медленных мертвяков не сможет противостоять броне и автоматам.
Но вот закавыка — тогда армия должна отказаться от централизованного управления, от командной вертикали, от самой своей сути. Не 'сосредоточение и развертывание', а 'рассредоточение и сворачивание командной структуры'. Пойдет кто-то на это? Да ни в жисть! Сколько появится вопросов! А как мы потом обратно оружие соберем? А как мы потом проверим, сколько патронов извели, а сколько утаили? А кто будет командовать лейтенантом? Ах, никто не будет? Как же так? И согласовывать кандидатуры на выдачу оружия тоже ни с кем не будет? Все сам? Лейтенант?
Не приспособлены государственные структуры реагировать на такие вот стихийные атаки изнутри, причем со всех сторон. Надо децентрализовываться и раздавать власть мелкими порциями, каждому по ложечке, в расчете на инициативу, а для власти это противоестественно, это словно форма особо извращенного самоубийства. И что? 'Так не доставайся же ты никому', как кричал незабвенный литературный герой?
Если я доберусь до… стоп. Не так. Когда я доберусь до дома, направлюсь ли я на призывной пункт, если к тому времени они еще останутся? Без сомнения. Но при одном условии — если буду знать, что семья в безопасности. Если же нет, то я останусь с ними. Вот так. И думаю, что так рассуждает каждый, кто семьей