кровопролитные стычки. Типичным поводом для междоусобицы была кража рабов. Кланы сохранились и по сей день. На Военном Корабле живут Олбури, на Зеленой Черепахе — Сойеры и Лоу, на Локте — Малоуны и Бетелы. Судя по нынешней ситуации, Военный Корабль и Локоть больше не враждуют друг с другом. Если, конечно, Дадли Олбури это действительно Олбури. А Аллан Бетел на самом деле Бетел.
Увы, я плохой Шерлок Холме. К великому сожалению, сомнения не закрепились во мне. В полицейском управлении перед нами стояли два щуплых юнца, которые, казалось, всем своим видом подтверждали данные ими объяснения: студенты, учатся во Флориде, в университете Таллахасси, летным делом занимаются в авиационном клубе Марш-Харбора. На Аллане Бетеле была свободная куртка с нашивкой «инь-ян» на рукаве, одежда Дадли Олбури состояла из легкомысленной распашонки с рекламой жвачки «Трайдент» на спине и затертых джинсов. И всему этому я, старый идиот, поверил!
VI
— С какой целью вы угнали самолет? — в пятый раз задал вопрос полицейский комиссар.
И в пятый раз студенты повторили, что хотели привлечь внимание к небрежному хранению химического оружия на авиационных базах, оставшихся без внимания КОМРАЗа, что они ни в коем случае не хотели распылять ядовитый бензилат ЕА4923 над побережьем Флориды…
— Как можно?! Нам такое и в голову не могло прийти! Кошмар!
…Что они хотели приземлиться в Уэст-Палм-Биче и сдать кассеты с отравляющим веществом администрации города.
— Но ведь вы не прорвались бы к аэродрому! — Комиссар уже кричал, и его можно было понять. — Зенитные комплексы сбили бы вас еще на подходе к побережью, и тогда выброс яда в воздух был бы неминуем.
— Мы не задумывались над этим, — твердил Дадли Олбури, пилотировавший самолет. — Надеялись пройти на малой высоте.
А его напарник и друг Аллан Бетел напирал на высокий политический и гражданский смысл их акции.
Поймите, на складах по всему земному шару лежат сотни тысяч, если не миллионы тонн взрывчатки и отравляющих веществ, которые никто пока не собирается дезактивировать. Говорят, мол, руки не доходят. Не верю! Кому-то важно, чтобы вся эта смертоносица оставалась в боевой готовности. А охрана зачастую поставлена настолько слабо, что подходи и бери — никто пальцем не шевельнет. Я, все равно считаю, что мы поступили правильно. Теперь-то уж эти ми складами займутся наверняка!
— Господи, какие кретины! — Полицейский комиссар грохнул кулаком по столу. — Вы же запалили фитиль от этих складов, неужели непонятно?! А пилот истребителя, который может остаться дебилом навсегда? И нападение на эксперта КОМРАЗа? — Он выбросил руку в мою сторону. — А попытка взрыва кассеты?
— Мы оборонялись! — воскликнул Дадли Олбури. — Мы плохо соображали, что делаем.
— А помехи, наведенные из космоса, — тоже объясняются аффектом? — вставил я. — Вся наша электроника и связь вышли из строя. Мы ориентировались визуально и едва вас не потеряли.
— Какие еще помехи? — возмутился Аллан Бетел. Искренне, казалось, возмутился. — Ничего не знаем. Наши приборы работали нормально…
В общем мы топтались на месте часа два. А потом связались по радиотелефону с министерством национальной безопасности в Нассау, и начальник полицейского управления Фрипорта получил приказ: отправить угонщиков на вертолете под усиленной охраной в столицу.
Я был свободен в своих действиях, поэтому решил лететь тем же вертолетом, тем более что мое присутствие в Нассау в качестве свидетеля было крайне необходимо. Нам выделили хорошую машину противолодочный вертолет ЕН-101 в транспортном варианте. И вечером мы вылетели на юг. Нас было тринадцать человек — четверка экипажа, два угонщика, я и шесть солдат британской морской пехоты в качестве охраны — бравые ребята, рослые, невозмутимые, тяжеловесные, словно вытесанные в какой-то каменоломне стратегического назначения. Лететь нам предстояло не больше часа.
Мы уже прошли над островами Берри и, обменявшись радиоприветствиями с диспетчером аэродрома на Чаб-Ки, взяли курс на Нью-Провиденс. Под нами лежал «Язык Океана». Вода отливала тяжелой синевой, на нее непостижимо — в нарушение всех законов цветовой гармонии — накладывалось золотое сияние солнца, неотвратимо скатывавшегося туда, где воды Гольфстрима, казалось, должны были подхватить его и унести на север. Справа виднелась пенная бахрома прибоя на рифах, ограждающих остров Андрос, — и бахрома эта тоже была подкрашена золотисто-розовым. Словом, редко мне доводилось видеть более красивое зрелище.
И вот в такую минуту ракета «Стингер», управляемая инфракрасной головкой самонаведения, вошла в выхлопную струю газотурбинного двигателя нашего вертолета.
Два события произошли одновременно. «Стингер!» — выкрикнул штурман, наблюдавший за морем сквозь стекло кабины, и тут же раздался взрыв. Видимо, сработал лазерный неконтактный взрыватель, потому что ракета ахнула в нескольких метрах от вертолета. Разорвись она при контакте — никто из нас не уцелел бы.
Словно гигантской дубиной поддали вертолету снизу. В уши ударил грохот, а следом — скрежещущий дробный звук, выворачивающий внутренности. Машина подскочила на несколько метров, а затем резко пошла вниз, словно проломив хрупкий невидимый лед, который только и поддерживал ее над воздушной бездной.
«Конец?» — мелькнуло у меня в голове.
Кто-то страшно закричал. Упал на дно кабины морской пехотинец, залитый кровью. Я с трудом удержался на сиденье. Аллан бросился к Дадли — я сначала не понял зачем.
Вертолет выровнялся. Двигатель заработал снова — завыл на каких-то немыслимых оборотах. Позже я узнал, что нам вырубило два движка из трех и до посадки мы тянули на одной турбине.
Судьба слепа, но в своей слепоте бывает изобретательна. У нас в грузовой кабине было четыре трупа. В живых осталось пятеро — и на них ни единой царапины. Дадли Олбури, два пехотинца, сержант — командир группы погибли на месте, пораженные вольфрамовыми шариками. Среди экипажа потерь не было. Осколочно-фугасная начинка «Стингера» изрешетила стенки кабины, но не вывела вертолет из строя, не привела к пожару.
Теряя высоту, мы шли к ближайшей точке суши, где нам могли оказать помощь, — городку Стэффорд-Крик на острове Андрос. Вертолет грузно шлепнулся на набережной — искать более подходящую площадку было затруднительно. Вой турбины стих. Распахнув дверцу, мы с Алланом выпрыгнули на землю и приняли у солдат, оставшихся в кабине, тела убитых. Смерть словно бы сблизила нас. На какое-то время мы с охранниками забыли о роли Аллана во всей этой истории. Он был теперь равный среди нас: морские пехотинцы потеряли половину своего маленького отряда, и Аллан тоже потерял друга — Дадли.
Подлетела «скорая помощь». Подъехали еще какие-то машины — с военными, гражданскими, полицейскими. Центром образовавшейся толпы стал экипаж ЕН-101 — летчиков расспрашивали, добиваясь четкой картины атаки на вертолет. Мы с Алланом стояли чуть в стороне. Бетел совсем ушел в себя, потускневшие глаза его не выражали ничего.
Возле нас остановилась машина — черный «крайслер Ле Барон» 1987 года. Из нее вышел невысокий человек лет сорока пяти самой заурядной внешности.
— Мистер Щукин? — осведомился он.
Я подтвердил.
— Мистер Бетел?
Аллан еле заметно качнул головой.
— Прошу следовать за мной. — И человек махнул в воздухе радужно засветившейся карточкой КОМРАЗа.
Странно. Этого мужчину я видел впервые в жизни…
Мы с Алланом сели в «крайслер», захлопнули дверцы, и машина резко взяла с места. Через десять
