Загудел автоответчик.
— Глория, это Филип. Я не хотел тебе говорить, но у меня плохие новости, дорогуша. Я заболел. У меня сыпь. Называется это опоясывающий лишай. Какой-то вирус, вроде ветрянки, только это не ветрянка. Я не смогу работать месяц, а может, и больше. Не волнуйся, у меня будет все в порядке. Надеюсь, в салоне из-за этого дела на пойдут хуже Я сейчас у друга, ты мне не звони. Я сам тебе позвоню. Привет, милая.
Опоясывающий лишай? Что-то раньше она о таком не слышала. А если Филип и потом не вернется? Как же она обойдется без двух мастеров? Глория достала из сумочки таблетку. Набирая воду, со страхом думала: только бы у Филипа не оказался СПИД! Жаль, что нельзя ему позвонить. Уж она-то бы вытянула из него правду. Спросить бы кого-нибудь. А кого? Глория выключила кондиционер и музыку. Холодок вдруг пробе жал по ее спине. Пустота. В салоне было пусто. Все шло наперекосяк.
Бернадин пришла рано.
— Привет! — крикнула она с порога. На ней была красная кепка, и волосы под ней наверняка сбились в колтун. Да, настоящее воронье гнездо. Бернадин дважды отменяла свои визиты к Глории, неудивительно, что она хотела спрятать это безобразие Но выглядела она свежей, похорошевшей, чем-то возбужденной, и Глории сразу захотелось узнать, в чем дело.
Пришли клиенты Джозефа и Синди и в ожидании мастеров попивали слабенький кофе разбавляя его излишним количеством сливок. Глория хотела было попросить их не налегать на сахар, но подумала, что Филип ее не одобрил бы.
— Ну, — спросила Бернадин, усаживаясь в кресло. — Как дела?
— Нет, ты лучше скажи, как у тебя.
— Ой, здорово, я прямо поверить не могу. Видишь, какие у меня волосы?
— Вижу, — хмыкнула Глория. — И быстро же они растут! Как твой судебный процесс? Все уладилось?
— Хотелось бы, но каждый день что-то новенькое. Кажется, мой адвокат решила вызвать в суд всех и каждого. Я уж готова все к черту бросить. Сбежать с последними деньгами. Это, конечно, шутка. Но сколько приходится тратить времени, чтобы записывать все, что она требует, посылать запросы, время от времени получать неправильные ответы. Нет, я на все это уже не реагирую. С меня хватит.
— А как с домом?
— Вчера повесили табличку.
— Джон опять не заплатил?
— Я извещений не получала, поэтому решила, что он все-таки платит. Кажется, мой адвокат напугала его до смерти, сказала ему, что он может запросто оказаться за решеткой.
Услышав последние слова, все трое клиентов за кофейным столом подняли головы. Им был небезынтересен весь разговор; когда Бернадин поняла, что ее слушают, она перешла почти на шепот.
— Но я встретила такого парня!
— Знаешь, кажется, ты единственная, у кого с этим нет проблем.
— Он просто чудо!
— Значит, он моложе тебя.
— Гораздо моложе.
— На сколько?
Трое клиентов опять навострили уши.
— На десять лет.
— Ему только двадцать шесть?
— Ну какого черта так орать, Глория?
Женщина лет под шестьдесят широко ухмыльнулась, листая журнал. Ясно, что улыбку ее вызвало не содержание передовицы.
— Что это ты вытворяешь, Берни? У тебя двое детей, так тебе еще третий понадобился.
— Он настоящий мужчина. А я просто играю с ним.
— А он знает, что ты с ним играешь?
— Ну, в этом-то все и дело. Он серьезен, как катафалк. Я говорю ему, что стара, а он заявляет, что ему все равно. И дети его любят.
— Он что, уже и с детьми познакомился?
— А что в этом плохого, Глория?
— Смотри сама. Незачем детям знакомиться с каждым твоим новым другом. Что они подумают?
— Ты говоришь так, будто я собираюсь побить рекорды Гиннесса. Что они думают? Что он мой друг — кстати, это правда — и что очень милый. Что я могу сделать, если ему нравится водить их в парк, в зоопарк, в кино и запускать змей? Их отец и половины этого не делал. Значит, я должна лишать их удовольствия? Мы даже в церковь ходим все вместе.
— А чем он занимается?
— Работает. Он авиамеханик.
— Вот и хорошо, — вмешалась пожилая клиентка. — На твоем месте, девочка моя, я бы за него держалась. У молодых больше прыти, они лучше относятся к женщинам, у них не закосневшие мозги, и они никогда не бывают скупыми. — Она хихикнула и снова притворилась, что читает журнал с таким видом, будто вовсе не раскрывала рот.
Бернадин и Глория переглянулись в зеркале и прыснули.
— Пойдем к мойке, — сказала Глория. — Как его зовут?
Они ушли в угол салона, где их нельзя было услышать, не подойдя вплотную.
— Винсент, — произнесла Бернадин. — Винсент Грешем.
— Наклонись. — И Глория прижала ее голову чуть сильнее, чем следовало.
— Пару недель назад мы встретились в банке. Мы стояли в очереди, и он заговорил со мной, уж и не помню о чем. В этот момент я думала только о том, какой он, ну прямо, как новенький серебряный доллар. В конце концов он попросил у меня номер телефона, и я дала. Потом он позвонил, пригласил поужинать, ну и так далее.
— И? — спросила Глория, втирая густой шампунь в волосы.
— И все.
— А какой он?
— Какой? Мужчина, как и любой другой. Знаешь что, Глория? Если у такого „молокососа" хватило духу попросить у меня номер телефона, не могла же я не выяснить, на что он еще способен. И он свел меня с ума. Слушай, а где Дезире и Филип?
Глаза клиентов вопрошающе обратились к ним: интересно, куда подевались мастера.
— Он болен, — сказала Глория, как отрезала. — А Дезире уволилась.
— А что с ним? — спросила Бернадин.
— Не знаю. Пока его не будет.
— А Дезире, она когда ушла?
— Кажется, сегодня. Ну и хорошо.
— А ты найдешь ей замену?
— Кто знает? — вздохнула Глория.
Пришли один за другой Джозеф и Синди.
— Ты с Робин давно разговаривала? — спросила Бернадин.
— Она на прошлой неделе здесь была. А что? — Глория начала промывать ей волосы.
— Она плохо кончит, это точно. В один прекрасный день ее просто убьют.
— Так что с ней?
— Догадайся.
— Не может быть!
Джозеф повел пожилую женщину к соседней мойке. По ее лицу было видно, что она счастлива снова оказаться рядом. Она села в кресло и закрыла глаза.
— Мы с Винсентом оставили у нее детей в пятницу на ночь и пошли в кино, и меня чуть кондрашка не хватила, когда утром дверь мне открыл Рассел.
— Не может быть!
— Честное слово.
— А его… эта?
— Забудь. Они уже разбежались.
— Так они же поженились всего пару месяцев назад!
— Она свалила, подружка.
— Врешь, Берни.
— Я же только что тебе сказала, что он открыл дверь.
— Я поняла. — Глория начала ополаскивать голову Бернадин.
— Можешь себе представить?
— Если это о Робин — могу. У нее не осталось ни гордости, ни здравого смысла. Хоть ты бы ее вразумила, Берни.
— И что я ей скажу? „Перестань быть дурой и брось этого полипа"? Ей же хоть кол на голове теши. Я ее очень люблю, но только посмотри на нее! Ни тени смущения. От счастья так и светится. Как будто приз выиграла или еще что-то. С ней бесполезно разговаривать, она уже закусила удила, вот что я думаю. А ей все-таки нужно остановиться.
— Неужели она его обратно пустит к себе, Берни?
— Даже спрашивать боюсь. Но она же не умеет молчать, обязательно все расскажет. А я и виду не покажу, что я думаю. Это ее жизнь, не моя.
— Пойдем. — Глория подтолкнула Бернадин. — Я тебя высушу.
— Лучше, чем в театре, правда? — подмигнула Бернадин старушке у мойки.
* * *
Когда Глория вошла в дом, она услышала звуки саксофона. Тарик играл теперь довольно часто — Глория не помнила, когда еще он столько упражнялся. Перейдя в старший класс, он, казалось, стал серьезнее ко всему относиться. Табель успеваемости и сравнить нельзя было с прошлым. Глория при каждом удобном случае давала сыну понять, что гордится им и что верит в его способности. Он забыл о своем клубе и больше не встречался с той белой девчонкой. Но подружки, которых он приводил домой, были, как одна, красивые, светлокожие и все с длинными волосами. Глория спросила его, обязателен ли такой „джентльменский набор", на что он ответил: „Значит, у меня такой вкус, и оставь меня в покое".
