— Бог карает только тех дураков, которые в него верят.
Каранелли хотелось засмеяться. Мог ли думать тогда шестилетний малыш, как замкнется этот круг в споре о религии? Что он точь-в-точь повторит слова, сказанные так давно тем противным соседом? Да еще не кому-нибудь, самому Папе Римскому!
Заканчивая аудиенцию, Папа уже овладел собой. Щеки приобрели нормальный цвет, голос тверд и властен, как и надлежит викарию Христа.
— Вам, генерал, следует знать, что в Риме нынче неспокойно. По ночам грабители, коих развелось великое множество, случается, даже нападают на дома, а не только на подвыпивших прохожих.
Превосходно! Это уже почти угроза.
— Не беспокойтесь Ваше Святейшество, у нас достаточно оружия, а пороха хватит, чтобы разогнать всех грабителей Рима. И не только грабителей.
Кардинал Консальви бесшумно подошел к Папе и, глядя в спину выходящему Каранелли, сказал:
— Скоро французские генералы начнут прямо здесь справлять нужду. Неужели церковь должна стерпеть и это?
— Нет. Бог покарает этого еретика! Ты слышал, у них много пороха.
Консальви задумчиво смотрел в сторону двери, за которой скрылся генерал. Потом негромко произнес:
— Напьются и взорвутся на порохе?
— Если на то будет воля Божья.
Ночь набросилась на Рим, словно черная пантера. Еще несколько минут назад падающее за горизонт солнце рисовало бордовую дорожку на воде, а теперь темное южное небо в песчинках звезд накрыло город. Новолуние. День прибытия, а главное, ночь, подобраны лучшим астрономом Франции.
Во дворе замка гигант Фико что-то тихо сказал кучеру, и карета, выехав со двора, быстро затерялась в темноте на улицах города.
— Это даже к лучшему, — произнес кардинал, когда ему доложили об отъезде кареты, — будет кому рассказать, как хорошо мы встретили посланника французского императора.
Немногочисленные охранники заняли посты. Двое — у запертых ворот, двое — у входа в замок, еще один — с боковой стороны, куда выходили окна. Глухие стены не охранялись, они неприступны.
С верхнего этажа раздавался звон стеклянной посуды, громкие пьяные выкрики и невнятное бормотание. В самих покоях все было далеко не так, как можно представить себе со двора. Доминик и Люка уже разложили воздушный шар на балконе и теперь в полной темноте, на ощупь, доливали в реторту с кальцием соляную кислоту. Многочисленные тренировки в темном подвале замка около Фонтенбло не прошли даром. Офицеры работали в перчатках, покрытых тонким слоем каучука. Шелковый купол, пропитанный черным лаком, медленно вырастал над перилами балкона, наполняясь водородом.
Арменьяк, тот самый, с которым Каранелли познакомил Бонапарт и про которого он тогда сказал, что этому пиротехнику ничего не стоит взорвать египетскую пирамиду с помощью стакана воды, готовил заряды. У французов действительно много пороха, и они, как и кардинал Консальви, намерены его взорвать. Арменьяк размещал бочонки по всем помещениям и вымерял выложенные на полу сложные пороховые дорожки. Ему нужно было, чтобы все бочонки взорвались одновременно.
Фико и Каранелли занимались самым важным делом — периодически стучали стаканами и орали всякую ерунду в окна. Иногда они начинали горланить песню, и Арменьяк присоединялся, внося свою лепту немилосердно фальшивым фальцетом. На столе лежали десять заряженных пистолетов, хотя Луи считал это ненужной предосторожностью.
— Не полезут они сейчас. Не тот нрав у поповской своры, чтобы в честном бою драться. Они все исподтишка норовят. Вот когда уснем, тогда и постараются пьяных да сонных взять.
Через два часа невидимый шар медленно отделился от балкона и поплыл вдоль реки в сторону глухой стены замка, постепенно набирая высоту. Доминик Левуазье, подвешенный за широкий кожаный пояс, был одет в тонкую черную рубашку и такие же штаны. Из оружия только короткий стилет. Его миниатюрный вес — немаловажная деталь во всей операции, для Фико понадобился бы шар в три раза большего объема. Каранелли, стоя на балконе, разматывал клубок черной тонкой прочной нити, тянущейся к шару. Люка, присоединившийся к Арменьяку и Фико, громко и вдохновенно орал:
— Виват, император!
И снова гремели бутылки, ударяясь одна о другую.
Время приближалось к полуночи, а французы и не собирались прекращать веселье. Но кардинал терпелив. Он успокаивающе положил руку на плечо командира трех десятков солдат швейцарской гвардии, тихо и незаметно прокравшихся на территорию замка через потайные двери в стене.
— Не надо сейчас врываться в их комнаты, капитан. Не раньше, чем через полчаса, после того как уснут. И не смейте стрелять. Только прикладами и штыками. Потом взорвите весь порох, который есть у вас и французов.
Каранелли тем временем почувствовал, как уходящая из рук нить дошла до узла, и дважды резко дернул ее. Два рывка в ответ. Доминик дал знать, что понял — длины якоря должно хватить. Пора начинать спуск. Аккуратно он бросил вперед, туда, где должны быть кусты, небольшой якорь с тремя острыми крючками. Тот упал на землю и легко поднялся вверх. Вторая попытка тоже неудачна. Наконец раздался негромкий шелест кустов, в которые попал якорь. Крючки намертво зацепились, и Доминик начал наматывать шнур от якоря на руку, постепенно подтягивая шар к земле. Через три минуты он стоял около кустов, а еще через пять, поднявшись к большому дереву, натянул толстую веревку, которую привязал к нитке Каранелли. Проколотая в нескольких местах оболочка шара выпускала остатки водорода.
Арменьяк полз последним, цепляясь за веревку руками и ногами. Задача сложная только для тех, кто боится высоты. Но в темноте все делается на ощупь, испугаться трудно, если нервы в порядке. Он установил жестко два ружейных замка, которые бросят искру в горки пороха после того, как нитки, привязанные к дверям, спустят курки.
Каранелли не видел необходимости ждать, все ясно и так. Группа французов растворилась в ночи.
Без пяти одиннадцать карета генерала, сопровождаемая двумя неизменными лейтенантами, въехала на овальную площадь Святого Петра и остановилась у Апостольского дворца. Ночью Папе доложили, что французская делегация отчаянно сопротивлялась и взорвала себя вместе с двенадцатью швейцарцами. Потому он на некоторое время потерял дар речи, когда узнал, что наполеоновский генерал идет по коридору. В голове лихорадочно прыгали мысли, — почему он жив? Что скажет сейчас? Что сделает Наполеон, когда узнает о нападении на делегацию? Барнаба Чиарамонти, ставший не очень давно главным католиком Пием VII, в этот момент отчетливо понимал, как беззащитен он в этом мире. Как бесконечно далек от него Бог, как бесполезна молитва, когда смертельная опасность в лице французского генерала входила в резиденцию размеренным четким шагом. Ледяная волна страха заполнила грудь Барнабы, и, кажется, что это он, а не его предшественник, как было на самом деле, смотрел из жилых покоев в жерла пушек маршала Бертье.
Генерал был весел. Поприветствовав так и не пришедшего в себя Папу по всем правилам этикета, он вскользь заметил:
— Воздух Италии так способствует здоровому сну. Мы прекрасно выспались сегодня.
Но серые глаза были холодны и внимательны. Взгляд, словно острие клинка, упирался в лицо священника.
— Какой ответ я должен передать императору, Ваше Святейшество?
— Да, — хриплый голос Папы сорвался, — я принимаю приглашение.
Глава четвертая
АУСТЕРЛИЦ
Наполеон без излишнего рвения преследовал Кутузова после того, как ему удалось ускользнуть из Цнайма. Русские же стремительно уходили, стремясь побыстрее соединиться с идущей навстречу колонной из России, что им и успешно удалось. Под Ольмюцом корпус Кутузова наконец встретился с пришедшими войсками под командованием Буксгевдена. Присутствующие здесь же австрийские полки позволяли собрать без малого стотысячную союзническую армию. Бонапарт, приблизившись к противнику, повел себя нерешительно, словно опасаясь какого-то подвоха. Три императора: француз Наполеон Бонапарт, австриец Франц II и русский Александр I, собрались в одной точке Европы, ведомые каждый своими целями.
