— Ну, во-первых, это уже не только другой батальон, но и другой полк. И приказ такой отдать мне не по чину. Но не в этом дело, солдат.
— А в чем же?
— А в том, что егерский полк у нас почти полностью из ветеранов. А в солдатском деле, хоть на войне, хоть в казарме, он обязан новобранца защитить, научить да помочь службу понять. На том и стоит русская армия. А если ветераны начнут за спины молодых прятаться и работу свою на них перекладывать, то это уже не армия будет, а сброд быдла. Так что пока ветераны стоят, твое дело — быстро ружья заряжать и передавать их в первую шеренгу. А коль до тебя очередь дойдет, то тогда уж и постарайся не посрамить родной полк. А ружья для тебя другие заряжать станут.
Лошади французов уже изрядно устали, но, доведенный до исступления Мюрат, вновь бросал в бой полки, пытаясь смять упрямую дивизию. Однако русские успешно отбивались. Многие из атак заканчивались обычной перестрелкой, в которой солдаты Неверовского имели преимущество. Длинноствольные ружья пехотинцев стреляли дальше драгунских карабинов.
Каранелли, задержавшийся со своим отрядом на переправе через Днепр, прибыл к месту событий, когда французы готовились к очередной атаке. Бегло прочитав письмо Наполеона, маршал Даву вернул его Луи.
— Вы можете остаться здесь, полковник! — показал на место рядом с собой маршал уже вознамерившемуся отъехать к свите Каранелли. — Отсюда можно полюбоваться занятной картиной.
— А что происходит? — Луи озадачен, ему казалось, что французские войска должны были продвинулся несколько дальше. Он торопился, боясь, что не успеет догнать авангард до самого Смоленска.
— Что происходит? Пехотная дивизия русских шесть часов держит оборону. Мы продвинулись на четыре лье.
— Одна дивизия? — изумленно произнес Луи. — Но у нас же три корпуса кавалерии!
Немногословный, обычно мрачный Даву на этот раз изменил себе. Многочасовое бездействие допекло и его. Увидев, что кавалеристы пошли в очередную атаку, он приподнялся в стременах, вглядываясь в клубы пыли.
— Этьен?! — вопросительно крикнул маршал ординарцу.
— Двадцать третья, — отозвался тот, сразу поняв, о чем спрашивает Даву.
— Не забудь отметить, что атаку лично возглавил король Неаполитанский!
— Это двадцать третья атака? — в голосе Каранелли слышалось такое изумление, как будто ему сказали, что в русской армии служат дрессированные крокодилы. Он достал подзорную трубу.
Русские среагировали на атаку спокойно и уверенно. Задняя шеренга развернулась по команде и опустилась на колено. Вторая осталась стоять. Залп оказался дружным, и Луи увидел, как попадали французские уланы, однако присутствие Мюрата в рядах атакующих придало им решимости. На сей раз коннице удалось наконец вклиниться в ряды пехоты. Рассеченный на несколько частей батальон ждала неминуемая гибель. Но случилось невероятное. Другой батальон бросился на помощь товарищам. Пехота атаковала кавалерию! И этот яростный безумный штурм обратил в бегство французов, лошади которых перестали слушаться седоков. А русские вновь построились, и четкое каре неспешно двинулось к Смоленску.
— Им не надо дать уйти! — негромко, словно самому себе, сказал Луи. Но перестрелка уже стихла, и голос стал слышен маршалу.
— Конечно! Корпус Груши занял позицию на дороге, русские так же успешно отбивают его атаки.
— Но тогда нужно подтянуть артиллерию! Разве у нас нет орудий?
— Есть. Мишель предлагал шесть десятков пушек! Но Мюрат не стал слушать. А он его лучший друг!
Каранелли сразу сообразил, что речь идет о Нее.
— Почему?
— Я уже и не знаю, кто сильнее закусил удила — король Неаполитанский или его лошадь. Гасконец! Хочет раздавить дивизию только своими корпусами.
— Но это же глупо! — воскликнул Каранелли.
— Гениальные слова! Полковник, хотите, я дам вам дивизию? Последнее время мне так редко удается послушать умного человека.
— Ваше предложение крайне лестно, господин маршал, но у императора другие планы.
— Я догадался, жаль! Мне кажется, что у вас бы получилось. Ладно, раз уж не хотите командовать дивизией, тогда посоветуйте, что подарить императору? Послезавтра у него день рожденья.
— Подарите ему Смоленск!
— Прекрасная идея, только боюсь, что Йоахим против.
Он взглянул на дорогу, где русская колонна медленно уходила за поворот. И в эту секунду Луи, также посмотревший на пехотинцев противника, просто потерял дар речи.
Не совсем понятный звук, заставивший секундой раньше прислушаться, шел со стороны русской дивизии.
— Они, — после продолжительной паузы выдавил Луи, — они… поют!
— Уже четвертый раз, господин полковник! Вы можете понять слова?
Каранелли напряг слух, даже приложил ладонь к уху.
— неслось издалека.
Потрясенный Луи механически перевел, потом обескураженно добавил:
— Не понимаю… Они окружены тремя кавалерийскими корпусами… Они понимают, что у нас здесь еще и пехота, превосходящая в десять раз… А они… Они отступают и распевают марши!
— Нет, полковник! Они не отступают! Они наступают на стоящий у них на дороге корпус Груши!
Голос Даву, уже несколько часов наблюдавшего бесплодные атаки Мюрата, звучал спокойно, но нотки уважения к противнику явно присутствовали. А Каранелли, чье изумление невозможно описать, тронул поводья, и вороной жеребец медленно двинулся вперед.
Луи шагом ехал вдоль дороги. В голове никак не укладывалось — почему русская дивизия не сделала того, что, не задумываясь, совершила бы любая другая: австрийская, прусская, испанская, шведская и даже французская? Почему она не сдалась?
В одном месте Каранелли увидел возле пяти трупов французских гусар русского солдата в грязном мундире, лежащего на обочине. В откинутой руке он сжимал ружье с примкнутым окровавленным штыком. Темные неподвижные глаза смотрели в небо. Во всей его позе чудилось спокойствие, как у человека, который честно выполнил свой долг и прилег отдохнуть на минуту. Каранелли даже вздрогнул, представив, как поднимается этот русский богатырь, и, одернув мундир с красным погоном, на котором красуется число двадцать семь, вновь идет в атаку.
Прибывший поздним вечером император собрал маршалов на совет. Унылый, явно чувствующий себя виноватым, Мюрат сообщил о захвате семи русских орудий.
— Я разочарован. Вы преподносите мне только семь пушек вместо дивизии. Сегодня рассчитывал встретить ночь в Смоленске, а не в пяти лье от города. Почему здесь, а не в доме смоленского губернатора?
Наполеон смотрел на Мюрата, ожидая ответа.
— Никогда не видел большего мужества со стороны неприятеля, — это все, что смог вымолвить король Неаполитанский.
После окончания совета, несмотря на поздний час, Бонапарт уединился с Каранелли. В деревенском доме, определенном под ночлег императора, они рассматривали разложенную на столе карту.
— Кстати, почему ты не выполнил мой приказ? Я же велел тебе вмешаться, если что-то пойдет не так.
— Ошибка Мюрата понятна любому полковнику. После первых неудачных атак кавалерия должна была обойти русскую колонну и идти в Смоленск. А дивизию оставить Даву и артиллерии. Это видели все. И Ней, и Даву говорили об этом не раз. Но Мюрат никого не хотел слушать. Я приехал слишком поздно, чтобы вмешиваться. Не думаю, что мне бы удалось отправить его в Смоленск.
— Пожалуй… — Наполеон произнес это задумчиво. — Но день мы сегодня потеряли. Надеюсь, это еще не крушение плана.
Император наклонился над картой.
— Если я правильно понимаю дислокацию противника и данные твоей разведки абсолютно верны, то ближайшие войска русских сейчас находятся на другом берегу в десяти лье от города. Мы почти вдвое ближе. Несомненно, командир этой дивизии отправил гонцов, но это почти двадцать лье. Сейчас посыльные докладывают Барклаю о том, что мы на этом берегу. Русские уже встали на ночлег. Значит, выйдут часа через два. Утром Мюрат пойдет на Смоленск. Он опередит русских часов на пять. Задача у него несложная — взять город. Надеюсь, остатки русской дивизии не смогут оборонять большую территорию. Мы перережем дорогу на Москву. Наши пехотные дивизии подойдут вечером. А основные силы русских — только послезавтра. И генерального сражения им уже не избежать.
