В этот момент кучер продолжал сидеть спокойно — все должно было начаться секундой позже, когда в голове у офицера отложилось бы, что карета пуста. Так и случилось. Сохраняя полную невозмутимость, не меняя посадки и положения плеч, одной лишь только кистью возница послал кончик хлыста в морду лошади ближайшего всадника, целя по глазам. Столь подлый удар заставил ее с диким ржаньем подняться на дыбы, создавая переполох и отвлекая внимание драгун.
Кучера словно сдуло. Далеко прыгнув с высоких козел, он резко выкинул в сторону вытянутую в струнку ногу, угодив в голову одному из драгун. Приземляясь, сложился в колобок и быстро покатился по траве, исчезнув с глаз большинства всадников.
Подпрапорщик Миронов, между ног лошади которого собирался прокатиться ловкач, увидел, что не успевает нанести удар слева от себя, и, вскинув палаш, ждал его появления с другой стороны. Но тот застрял под лошадью, и подпрапорщик с изумлением увидел, как тонкая сталь стилета вылезла из сапога рядом со стременем. Дикая боль пронзила стопу Миронова, ему стало не до выкатившегося из-под коня противника.
Между тем кучер вскочил на ноги. Легко уклонившись от двух сабельных ударов, он добежал до забора и головой вперед прыгнул в палисадник, вновь сворачиваясь в шарик при приземлении.
У него все бы получилось, до кустов смородины оставалось меньше сажени. Но, неожиданно вскочив, он метнулся к забору вновь. Размашистым движением закинул что-то в открытую дверь кареты. Этой потерянной секунды хватило Николаю, чтобы выстрелить через забор в колено шустрого беглеца. Но радость удачного выстрела через долю секунды сменилась досадой. Опоздав лишь на мгновение, в грудь кучеру юный Семенцов послал пулю из ружья, опрокинув того на спину.
Карета вспыхнула разом, почти мгновенно превратившись в огненный шар. Никто не решился стоять на пути рванувшихся лошадей — драгуны расступились. Горящая упряжка полетела по дороге.
— Пристрелить лошадей! — прокричал Данилов.
Сам же он, спешившись, бросился в палисадник. Кучер лежал на спине с откинутой в сторону рукой. Пуля Семенцова угодила точно в сердце. Рядом с разжатыми пальцами валялся небольшой синий стаканчик.
Драгуны успели пристрелить только двух лошадей, когда в карете прогремел первый взрыв, добивший остальных. Нескольких человек повалило с коней. Потом прозвучало еще несколько взрывов, правда, не таких сильных. Бушевавший огонь, над которым поднимался странный беловатый дым, через пару минут сжег карету дотла.
Тимохин влетел в палисадник прямо на лошади, перепрыгнув забор, высотой не меньше чем полсажени.
— Что у тебя здесь?
— Говорил же, что теперь они вокруг меня, как пчелы, станут виться!
Тимохин соскочил с лошади. Посмотрел на труп.
— А зачем ты его пристрелил?
— Не я. Мой выстрел в ногу.
— Жаль.
— Что — жаль?
— Что опять живым не взяли. А больше никого из них не было?
— Один.
— И ничего не осталось? Что можно начальству показать.
— Вон, карета сгоревшая.
— Сам понимаешь, — усмехнулся Тимохин, — что лучше уж звезды на небе.
— Тогда вот!
Данилов протянул синий стакан.
— Что это?
— Не знаю, у него в руке взял.
Тимохин аккуратно потрогал пальцем ткань внутри стакана.
— Да, похоже, из него не пили шампанское.
— Понимаешь, он бы ушел, точно ушел! — в голосе Данилова звучало хорошо сдерживаемое волнение. — Но вернулся от кустов к забору и закинул что-то в карету. И тогда она вспыхнула.
— Вот как? Видать, там было такое, за что жизнь не пожалел. Не мог ни понимать, что подстрелят.
Тимохин еще раз внимательно осмотрел стаканчик.
— А ведь это футляр. Точно! Крышка от футляра! Она в какой руке лежала?
— В левой.
— А кидал он в карету правой?
— Сейчас соображу. Да! Правой! Точно правой!
— Вот смотри, что получается, князь! Левой рукой сдернул крышку, а сам футляр, вместе с содержимым, закинул в карету. И она сгорела.
Николай молчал.
— О чем задумался, майор?
— Да есть о чем. Что это за солдаты такие странные у Наполеона? Втроем взвод положили…
— Какой взвод? — встрепенулся Тимохин.
— Под Фридландом!
— А…
— Этот, — Данилов кивнул в сторону кучера, — тоже мог уйти, как твои в Вильно. Я думаю, нам крупно повезло, что подстрелили. А оружие? Стреляют на версту, в дыму растворяются, гранаты кидают огненные, при этом никакой фитиль не поджигают.
— Да, одни загадки! Ладно, поеду начальству докладывать.
— А что докладывать-то?
— Придумаю что-нибудь!
Кавалерия Мюрата за полчаса подавила очаги сопротивления в Краснинском предместье и начала сосредотачиваться напротив Молоховских ворот, отвлекая силы противника. Ней обходил город с востока и строил колонну, чтобы нанести удар через Рачевское предместье в той его части, где заканчивался Чертов ров и начиналось ровное поле. Полки нацелились на Никольскую башню, от ворот которой начиналась дорога на Ельню. Корпусу Даву пришлось ждать, пока остальные займут свои позиции. Ему предстояло нанести главный удар — с запада.
Атака Даву оказалась успешной. Одолев слабое сопротивление противника, французы перебрались через ров и овладели нижней частью Королевского бастиона. Передовые ряды уверенно продвигались вперед, не отвечая на ружейный огонь. До верхней точки оставалось совсем немного, когда плотная масса русских ударила в штыковую. И что удивительно, вместе с солдатами, одетыми в форму пехотинцев, в атаку шли ополченцы в льняных рубахах. Из оружия у них были только топоры и вилы, но решимостью они явно превосходили французов. Маршал Даву не верил глазам. Его отборные солдаты, перечисление побед которых заняло бы не меньше четверти часа, отступали под натиском бородатых мужиков!
Пехотинцы Даву оказались отброшенными за ров. Русские поднимались по бастиону, подбирая ружья убитых фузилеров. На этот раз они не оставили у рва никакого прикрытия.
Новая атака принесла маршалу еще большее разочарование. Теперь, когда у подножья бастиона обороняющихся не было совсем, два десятка «Единорогов» беглым картечным огнем не дали его полкам даже перебраться через ров.
Даву начал подтягивать артиллерию, чтобы уничтожить русские батареи, но занятие получилось крайне неблагодарным. Пушки с высокого бастиона стреляли почти на пятьсот шагов дальше, и чтобы задействовать свои орудия, французам нужно было пройти под их огнем.
Две попытки не удались, артиллеристы из крепости, умело сочетая залпы ядер и гранат, изрядно прорядили орудийную прислугу противника. Кроме того, две пушки оказались разбиты прямым попаданием.
Подоспевший вестовой доложил, что атаки Мюрата и Нея так же безуспешны — войска отброшены от крепостных ворот.
В новую атаку Даву бросил сразу восемь полков. Одновременно артиллеристы получили приказ выкатывать пушки на позиции. Русским пришлось большую часть орудий заряжать картечью, чтобы действовать против пехоты, и французские батареи сумели подобраться к Королевскому бастиону так близко, что могли обстреливать противника на его вершине. Пехота отступила, сделав свое дело. Теперь основной поединок разыгрывался между артиллеристами, где французы получали преимущество. Они не боялись потерять орудия в обмен на пушки русских. Без батарей оборонять бастион намного труднее, пехотные полки Даву рано или поздно прорвут оборону.
Ответный ход противника привел даже хладнокровного маршала в бешенство. Русские откатили орудия с бастиона в глубь крепости, и стрелять стало не по чему. Зато с верхней площадки Копытинской башни, расположенной рядом с бастионом, ударила другая батарея. И картина повторилась — русские начали прицельно поражать орудия французов, которые ничем не могли ответить. Их ядра лишь долетали до подножья башни.
Даву развернул отошедшие полки и вновь бросил их на бастион, пытаясь воспользоваться тем, что артиллерия противника отступила. Но тут выяснилось, что все не так легко. Оказалось, что батареи отступили не куда попало, а на заранее подготовленные позиции. И только французы начали переходить ров, как в их рядах стали рваться гранаты, которые по навесной траектории через бастион посылали невидимые русские пушки. Конечно, это не так эффективно, как залпы в упор картечью, но вред атакующей наполеоновской колонне нанесен был немалый. Добравшиеся до верхней трети бастиона французы вновь получили сокрушительный штыковой удар от солдат Ладожского полка, вместе с которыми вновь в атаку шли ополченцы и мастеровой люд города. Вымазанные кровью, с топорами в руках, плотники наводили такой страх, что пехотинцы Даву порой отступали целыми взводами, бросая ружья.
