Энтони, улучив момент, обернулся. С дюжину стрел сидело в его щите. Две - перо к перу - в нагруднике, одна - в животе слева, ещё одна - в правом бедре; пущенные с десяти-двадцати шагов, они пробивали сталь, как холстину… Но рыцарь почему-то не падал - повернувшись к врагам,он вновь взмахнул мечом…
Повернуться на живот. Под себя - руки. Колени… На четвереньки… Изо рта лилась кровь, и Лобан знал, что это выливается его жизнь, поэтому - спешил.
Хотя бы умереть рядом.
Нашарив меч, он уперся концом в камень и поднял себя на колени. Качнуло; навалившись на рукоять, боярин процедил:
- Врё-ошь!… - и с натужным сипом даже не через силу, а через всё на свете - встал. И шагнул вперёд. И ещё шагнул. И замер - плечо в плечо с рыцарем.
Тот не подставил своего плеча,чтобы не унижать друга. Но, сдвинув свой щит в сторону, закрыл и его тоже.
Они стояли за одним щитом. И каждый сжимал в руке длинный тяжёлый меч - прямой, как жизнь и душа воина.
Чэриги отхлынули в ужасе. Они не могли понять, что происходит. На них глазах только что поднялся мертвец и пришёл на помощь непонятно как сражавшемуся давно убитому воину.
Монголы начали отступать вниз по тропе, не сводя взглядов с двух фигур, застывших на краю площадки. Чем ниже спускались чэриги по склону, тем огромней, непоколебимей и страшней казались им эти фигуры - грозные, чёрные в белом небе, на алом снегу…
- Стреляйте! - закричал сотник. - Скорее же - стреляйте!!!
… - Восемь в этого и девять в этого, Баракча, - поклонился воин. - Ещё дюжина - в щит… - воин помедлил и добавил с прорвавшимся ужасом: - И ещё пять они отбили мечами на лету!
- Одиннадцать моих воинов за двух урусов, из которых один был уже мертвец… - сотник Баракча концом клинка сбил с одного из мёртвых рогатый шлем.
И содрогнулся.
Рыцарь Энтони улыбался.
Сотник шагнул в сторону и отрывисто приказал:
- Внесите их в пещеру. Обрушьте вход. И - ни слова! Никому! Никому!…
…Мальчик кубарем скатился в снежную яму и притих на дне, изо всех сил кусая толстую кожу рукавицы. Лицо его кривилось. Ещё молодая женщина, баюкавшая на руках завёрнутое в старый зипун дитя, тихо спросила:
- Что там? Ушли? Или бьются ещё?
- Обоих порубали, - сказал мальчишка, рванул рукавицу зубами ещё раз - и заплакал злыми слезами, сдерживая рыдания, без облегчения…
- Молчи, молчи, услышат! - тихо вскрикнула женщина, расширенными от страха глазами шаря по верху ямы.
- Пусть услышат! Убьют пусть! - прорвалось сквозь слёзы.
- Не прощу им! Ничего не прощу! Смертью бить буду! За всё спрошено будет! За всё!
ГЛАВА 29.
Этойн ночью мы разбили лагерь довольно вызывающе - прямо на холме. Ничего особенного мы этим сказать не хотели, честное слово - просто от поисков настолько устали, что переправляться обратно в Лучки не осталось сил.
А поиски оказались безрезультатными. Мы исползали все склоны этого чёртова холма, кроме обращённого к воде - этот был отвесный и каменный, из серого гранита, в трещинах и лопинах, но без намёка на вход в пещеру, подземелье или хотя бы какую-нибудь нишу. Ничего. Совершенно ничего! Ближе к вече-ру от досады мы несколько раз принимались копать в "подозрительных" местах, а я надавал по шеям двум соплякам, которые вздумали посмеяться над нашими поисками. Они пообещали вернуться с подкреплением, но мы находились в таком состоянии, что Энтони поклялся перестрелять всех ещё на середине реки.
Усталые до невозможности, мы лежали около костра. У Энтони разболелось плечо, я ухитрился стереть себе большой палец на правой руке - мозоль лопнула.
- Ну вот, - сказал я, вынимая изо рта травинку, - пробили башкой стену.
Что теперь будем делать в соседней камере?
- Хватит, - с отвращением сказал Энтони. - Думать надо, а не шутить.
- Давай думать, - согласился я. - Начинай.
- Не думается, - признался Энтони, переворачиваясь на бок.
- Давай угоним в деревне экскаватор и сроем холм, - предложил я. Энтони поморщился. - Ещё можно динамитом взорвать…
Энтони поднялся.
- Пойду ноги вымою и завалюсь спать.
- Я с тобой, - предупредил я, тоже вставая. - Только, по-моему, вообще надо искупаться.
Нога за ногу мы спустились с холма. На берегу реки, около запертого лодочного сарая, горел костёр и классический дед-сторож колдовал над котелком с ухой. Картина напоминала кадр из не совсем понятных, но смешных и интересных фильмов 30-х - 50-х годов, которые часто крутили по телевизору.
Дед явно настроен был поговорить, поэтому заранее зазвал нас на уху - пока мы купались в чёрной, уже ночной воде с дрожащей полоской заката, она как раз доварилась. Наш костёр искрой догорал на вершине холма. Дед извлёк мятые армейские миски и алюминиевые ложки, разлил в них своё "произведение", как именовал уху - но сам ел мало, развлекая нас разговорами о боевой молодости и о том,как он охотился на кабанов в лесах за Цной "с большими людьми", даже с Будённым, и однажды спас командарму жизнь, когда его - Будённого - сбросил конь.
- Кабан, значит, в одну сторону, конь - в другую, Семён Михалыч маршрута не поменял… - излагал он, помахивая ложкой.
- Конь Будённого сбросил? - недоверчиво спросил я. Старик сохранил полную невозмутимость:
- Сбросил… А другой раз - это уже здесь я сторожем работал - я Аркадия Константиновича аккурат вот тут из воды спасал.
- Какого… Райкина, что ли?! - изумился я дедову нахальству.
- Его самого, парень, - подтвердил дед. Энтони эти фамилии, имена и отчества ничего не говорили, она наворачивал вторую тарелку ухи. Ничего, подумал я, что ты запоёшь, когда этот старый гриб начнёт рассказывать, как он Черчилля по грибным местам водил… - Он, видишь, с тропки сорвался. С Лучкова угора - и прямо в воду. Приезжал, значит, на рыбалку…
- С какой тропки? - поинтересовался я. - Темните, дедушка - нет там такой тропки, чтобы в воду можно было сорваться!
Дед не обиделся и охотно отвлёкся от темы спасения Райкина.
- Сейчас нет, - пояснил он. - Этот ведь Лучков угор, сколько здесь живу, всё по частям в воду сползал. Сейчас перестал - камень открылся, видишь. А раньше, что ни лето, кого вытаскивали, а кого и нет. Особенно, значит, городские.
Тропка там краем шла - год от года уже. Приедут, значит, особенно с женским полом - и давай по этой тропке гулять… И знаки ставили, и штрафовали, и всё равно - лезут, как мёдом намазано. И при Сталине лезли, и при Хрущёве, и при Брежневе… Я так думаю - и при царе Николашке лазили. А вот два года назад весь склон возьми да и весной сползи в речку! Только был вот тут месяц назад племяш мой, гостил недолго - он этот склон увидел, так аж зашёлся. Говорит, жди нас в августе, дед, компанией. Этих, как их… альпинистов привезёт. Для них, говорит, самое то - и ездить недалеко. Обратно лазить будут, уж прямо по скале…
- Склон сполз… - сказал я. И, посмотрев на Энтони, застывшего с ложкой у рта, спросил небрежно: - Дед, а у вас в Лучках магазин хороший?…
…Вот когда оставалось пожалеть о пропавших вместе с рюкзаками альпинистских верёвках!!! Правда, в магазине нашлись шнуры из какой-то синтетики, которыми Энтони остался доволен.
- Полезу я, - безапелляционно заявил англичанин, быстро и умело обвязываясь верёвкой и закрепляя её перед грудью беседочным узлом. - Будешь травить по-немногу, скажу: "Стоп!" - прекращай, - "Пошёл!" - начинай снова, - он закрепил свободный конец верёвки за вогнанный в землю толстенный и длиннющий кол, подошёл к краю обрыва и серьёзно посмотрел на меня:- Не подведи, я тяжёлый.
- Помню, - усмехнулся я. - Нам чертовски везёт, Тошка. Не иначе, как твой предок на небесах ворожит…
- Очень может быть, - без улыбки ответил англичанин. - Пошёл!
