продолжалось, власть красных мундиров была жестокой, и народ возмущался больше
прежнего. Я отчужденно наблюдал две группы людей, угнетенных горожан, бросавших
ненавидящие взгляды на жестоких, недисциплинированных солдат. И, верный своему
долгу, я продолжал. Я работал, чтобы помочь выиграть эту войну, положить конец
оккупации и установить мир.
Я с пристрастием расспрашивал одного из моих осведомителей, негодника по
прозвищу Шмыгун — он часто шмыгал носом — и вдруг неподалеку заметил Коннора. Я
жестом попросил его подождать, пока я дослушаю Шмыгуна, и в то же время удивился,
зачем он тут. Что за дело может у него быть к человеку, который, по его мнению,
приказал убить его мать?
- Мы должны знать, что задумали лоялисты, если хотим положить этому конец, —
сказал я осведомителю.
Коннор не спеша приблизился и слушал, но это было неважно.
- Я пытался, — сказал Шмыгун, морща нос и поглядывая на Коннора, — но
солдаты толком ничего не говорят, кроме как: велено ждать указаний сверху.
- Значит, продолжай искать. И приходи, когда узнаешь что-нибудь стоящее.
Шмыгун кивнул и ушел, ступая беззвучно, а я глубоко вздохнул и повернулся к
Коннору. Секунду-другую мы стояли молча, и я рассматривал его — наряд ассасина как-
то совсем не шел ему, молодому индейцу с длинными черными волосами и
пронзительными глазами, глазами Дзио. Что в них кроется? Мне было неясно.
Стая ворон у нас над головами устроилась поудобнее и громко раскаркалась.
Патруль красных мундиров неподалеку, опершись на повозку, глазел на проходивших
прачек, отпускал непристойные шуточки и отвечал на их неодобрительные взгляды
грозными жестами.
- Победа уже близко, — сказал я Коннору и взял его под руку, увлекая его на
другую сторону улицы, подальше от красных мундиров. — Еще несколько хороших атак,
и мы положим конец гражданской войне и избавимся от Короны.
Легкая улыбка в уголках его губ свидетельствовала о некотором удовлетворении.
- И что вы планируете?
- Пока ничего — потому что находимся во мраке неведения.
- Я думал, у тамплиеров всюду глаза и уши, — сказал он со скрытой насмешкой.
Точно как мать.
- Были. Пока ты не начал их резать.
Он улыбнулся.
- Твой осведомитель говорил о приказах сверху. Значит, ясно, что делать: найти,
кто отдает приказы лоялистам.
- Солдаты подчиняются егерям, егеря командующим, значит… надо идти по
цепочке.
Я обернулся. Неподалеку все так же скабрёзничал патруль, позоривший военный
мундир, флаг и короля Георга. Егеря были связующим звеном между армейским
командованием и войсками и были обязаны держать красные мундиры в повиновении,
чтобы те не раздражали и без того озлобленное население, но егеря на улицах появлялись
редко, только при серьезных происшествиях. Ну, скажем, если убит какой-нибудь
красный мундир. Или два.
Я вынул из-под плаща пистолет и нацелил его на другую сторону улицы. Боковым
зрением я видел, как Коннор разинул рот, когда понял что я сейчас выстрелю в красных
мундиров, фиглярствовавших возле повозки. И я действительно наметил одного, который
все еще кричал непристойности какой-то женщине — она, шурша юбками, краснея и
низко опустив голову, торопилась пройти мимо. И я нажал курок.
Грянул выстрел, дневная тишина разлетелась в куски, и красный мундир отпрянул
назад, а между глазами у него зияло отверстие от пули и струилась темно-красная кровь.
Мушкет упал на землю, а рядом повалился убитый солдат. Красные мундиры сначала
растерялись настолько, что лишь вертели головами по сторонам, пытаясь понять, кто
стрелял. Потом они потянули с плеч свои ружья.
Я пошел на ту сторону улицы.
- Что ты выдумал? — вслед спросил Коннор.
- Убить побольше, чтоб егеря прибежали, — ответил я. — Они нас выведут куда
надо.
Один из солдат уже развернулся ко мне и атаковал меня в штыки, но я прошелся по
нему клинком, вспоров и ремни, и мундир, и живот. Тут же я уложил еще одного, а третий
отступил для большего простора назад и хотел уже вскинуть ружье, но уперся спиной в
Коннора и через миг уже сползал с его спрятанного клинка.
Стычка кончилась, улица, до этого многолюдная, враз опустела. Раздался набат, и я
подмигнул:
- Ну, вот, я же говорил, что егеря не заставят себя ждать.
Нам достаточно было изловить хотя бы одного — задача, которую я с
удовольствием предоставил Коннору, и он меня не подвел. Меньше чем через час мы
завладели письмом, и пока отряды егерей и красных мундиров носились взад и вперед по
улице, с остервенением пытаясь отыскать двух ассасинов («Да говорю тебе, ассасины. У
них были клинки гашишинов»), безжалостно вырезавших целый патруль, мы спрятались
на крыше и стали читать.
- Письмо зашифровано, — сказал Коннор.
- Не волнуйся, — сказал я. — Я знаю шифр. В конце концов, это ведь шифр
тамплиеров.
Я прочел и объяснил.
- Британское командование в растерянности. Братья Хоу ушли в отставку, а
Корнуоллис и Клинтон оставили город. Оставшиеся руководители назначили встречу у
развалин церкви Святой Троицы. Туда нам и следует отправляться.
2
Церковь Святой Троицы стояла на углу Уолл-стрит и Бродвея. Точнее, там стояли
ее остатки. Она безнадежно сгорела в Великом пожаре сентября семьдесят шестого —
настолько безнадежно, что англичане даже не пробовали устроить в ней казармы или
тюрьму для патриотов. Вместо этого они обнесли ее забором и использовали для таких
случаев, как, например, сегодня — для встречи командиров, на которую незваными
гостями спешили мы с Коннором.
И на Уолл-стрит, и на Бродвее было темно. Фонарщики сюда не заглядывали,
потому что фонарей здесь не было, во всяком случае, исправных. Как и всё вокруг на
расстоянии почти в милю, фонари стояли черные от копоти, с разбитыми стеклами. Да и
что им было освещать? Пустые глазницы близлежащих домов? Голые остовы зданий —
пристанище бродячих собак и птиц?
Вот над всем этим и высились руины Святой Троицы, и именно на нее мы и
забрались, устроившись на одной из уцелевших стен. Когда мы туда вскарабкались, я
вдруг понял, что мне напоминает это здание: увеличенную копию моего дома на площади
Королевы Анны, то, как он выглядел после пожара. Мы сидели в темной нише, ждали,
когда придут красные мундиры, и я вспоминал тот день, когда Реджинальд привел меня в
сгоревший дом, и как там все было. Как и церковь, мой дом остался после пожара без
крыши. И так же, как эта церковь, он был лишь пустой оболочкой, тенью былого. В небе
над нами перемигивались звезды, и я на мгновение засмотрелся на них, но меня тут же
вернул к действительности толчок локтем в бок, и Коннор показал вниз, где по
пустынным развалинам Уолл-стрит пробирались к церкви офицеры и солдаты. Они
приближались, и впереди отряда два солдата тащили тележку и вешали на черные и
ломкие ветки деревьев фонари, освещая путь. Они вошли в церковь и в ней тоже
развесили фонари. Они быстро прошли между полуразрушенных церковных колонн, уже
поросших сорной травой и мохом — словно природа предъявляла права на эти руины — и
повесили фонари на купель и на аналой; потом они встали в сторонке, и следом вошли
делегаты: три командира и отряд солдат.
И мы стали вслушиваться в их разговор, но всё бестолку. Я сосчитал солдат: их
было двенадцать. Не сказать, чтоб уж слишком много.
- Они говорят всё вокруг да около, — шепнул я Коннору. — Сидя здесь, мы ничего
не узнаем.
- И что ты предлагаешь? — спросил он. — Спуститься вниз и потребовать ответа?
Я глянул на него. Усмехнулся.
- Именно.
