в ней, как в пепельнице. Не один я так сидел. Позвоню в дверь – «Папаша, не волнуйтесь».
Опять сижу. А голуби эти… Зобы лоснятся, ходят по двору на красных лапах. И воркуют как стонут. А мне все ее стон слышится. Позвоню опять – «Папаша, не волнуйтесь. А вы как думали?» Сходил еще за папиросами, опять жду. Стыдливость эта наша дурацкая, боишься лишний раз надоедать. Она, оказывается, погибнуть могла в тот раз, сознание уже теряла. А они христосуются над ней: пасха как раз была. И врач дежурный один на всех. Аня их просит: «Вы мужу скажите, он здесь где-нибудь. Он за профессором поедет». Так еще возмущалась акушерка: «До чего я этих женщин презираю! Вот ведь помирает, а о мужике думает». Ну, кажется, я тебя успокоил.- Андрей засмеялся.- Вот так дочка нам далась, чуть мать на тот свет не отправила. А уж передумано было…
– Никогда не прощу себе. Если случится – не прощу!
– Отец! – Андрей положил ему на спину ладонь. Спина была потная под рубашкой.- Ну что ты, Витька?
Виктор курил, отворачиваясь:
– Ты правильней живешь.
– Брось.
– Нет, я знаю.
– Это со стороны. Мать моя восьмой была у бабки. А мы над одним, над двумя трясемся. Не меньше трех детей должно быть, иначе что за семья?
– Да… Да-а…- ронял Виктор в ответ тому, что не говорил вслух.- Она ведь у нас… С детства не очень удачная: сердце. С рождения еще. Да и не только… Во время операции это ведь опасно, а?
И спохватился в тот же момент:
– Ты только Зинушке не говори. Девочка, ей замуж выходить.
– Ну что ты! Зачем?
Но все же Андрей почувствовал себя несколько ошарашенным. Дети их с первого дня росли на глазах, и вот за четырнадцать лет слова не было сказано. Правда, однажды как-то Виктор расспрашивал их про знакомого врача-кардиолога: кто? что? сколько берет? Расспросил подробно, но издалека. А когда Аня предложила поговорить с врачом, удивился: «Зачем? Нет, нам не нужно». Андрей запомнил это потому, что в тот раз даже некоторое охлаждение наступило. Аня чувствовала себя обиженной: она старалась, а из нее дуру сделали. Он, как всегда, уговаривал не принимать всерьез. В конце концов, никто о своих детях всей правды не рассказывает. Нельзя на это обижаться, нельзя осуждать.
Нельзя-то нельзя, но если Мила – сердечница, как же они ждали столько?
– Нам еще с вечера надо было,- говорил Виктор.- Леша предлагал сбегать за машиной. А я подумал… Я тебе, Андрюша, честно говорю… Подумал: какого черта!
Есть же машины, ездят на них. Пусть пришлют! В конце концов, заслужили мы. Я знаю, ты бы не стал ждать.
Он жал на самый больной зуб, болью заглушал боль.
– Ну что ты себя грызешь?
– Ты в такие минуты не рассчитываешь, я знаю.- Растроганными глазами Виктор смотрел на друга, и неясная обида, зашевелившаяся было у Андрея в душе, исчезла.- А мы с Зинушкой… Ну зачем, зачем все, если ее не будет? Ведь все для нее!
– Слушай меня: кончится все хорошо. Я не успокаиваю, я знаю. У меня был аппендицит, а у Ани какой был!
– Да? А почему же врач?..
– Врач обязан. Мы, родители, жуткий народ.
– Да? – Виктор жалко щурился.- Думаешь? – Взглянул на часы.- Долго как. Что ж так долго?
Открылась дверь отделения, освещенная снаружи. Вышел врач в белом халате, в белой шапочке, оглянулся.
Они уже оба стояли. И с места двинуться было страшно.
Врач закурил. Стоял и курил на воздухе, в открытой двери под фонарем. Мимо него – тук, тук каблучками – пробежала в отделение полненькая золотоволосая, в перетянутом белом халатике. Когда протискивалась в дверях, она ли его выставленной грудью придавила, он ли ее придавил? Раздался смех.
Сели опять на скамейку ждать. Виктор только взглянул да вздохнул: тут дело о жизни ребенка идет, а они покуривают, смешно им. Дождешься от них сочувствия…
Врач докурил. Красный след в воздухе прочертила брошенная сигарета, и дверь отделения, все это время распахнутая в белую глубину, закрылась. Только горел над ней фонарь.
– Вот так не ценишь, пока не ударит по затылку,- говорил Виктор.- Неужели должно случиться, чтоб начать ценить? Ведь ничего, ничего не надо!..
– Ты посиди, я все-таки схожу узнаю.
Андрею уже и самому тревожно было.
– Думаешь? Обождем. Обождем. Андрюша, я даже не знаю, что бы я без тебя дела.
– Перестань, Витька.
– Нет, я хочу сказать.- Виктор положил ладонь на его руку. И смотрел в лицо любящими, растроганными глазами.- Вот так один, здесь… Андрюша, я все знаю.
Все! И этого я тебе не забуду никогда!
– Знаешь, Витька, если мы еще считаться начнем…
– Я хочу, чтобы когда-нибудь…
– Да перестань!
– Нет, я хочу. Я имею право.
– Имеешь, имеешь.
Чудак Виктор. Из двух возможных – отдавать и брать – приятней отдавать. А он отплатить хочет.
Через две недели, когда минули волнения и Мила была уже дома – ни в лес, ни на речку она пока еще не ходила, целый день лежала с книжкой в саду,- к Медведевым пришла Зина, очень возбужденная.
– Андрей! Нет, ты только пойми меня правильно… Я даже не знала. Оказывается, ты отдал шоферу свои часы?
Андрей брился перед зеркалом, но и с намыленными щеками было видно, как он покраснел.
– Ты тоже не знала? – Зина перехватила Анин взгляд, и голос ее стал разоблачающим.- Вот видишь…
Самое стыдное было то, что он действительно не рассказал Ане. В тот момент, в машине, все было само собой разумеющимся. Но потом чего-то вроде стыдно стало.
Он знал первый вопрос, который Аня задаст: «А он бы отдал за тебя?» Тут Аня была ревнива.
– Почему ты думаешь, что я не знала? – ровным голосом спросила Аня за его спиной.
– Нет, мне показалось. Ты, пожалуйста, Аня, не думай ничего. Просто Андрей как-то нам ничего не сказал…
– Но вот ты же знаешь. Надо думать, не от шофера. И потом, как ты вообще представляешь себе: он, что, должен был посоветоваться?
– Я не знаю, конечно, но все-таки мы тоже… Хотя бы тэт на тэт.
Андрей, выбривавший угол рта, едва не прыснул. Зинино уверенное «тэт на тэт» и еще «жаба грудей» доставляли Ане всегда огромное удовольствие.
– Я все-таки не понимаю,- говорила Аня, и в зеркале за спиной у себя Андрей видел ее смеющиеся глаза.- Часы его, имеет он право дарить кому захочет?
– Нет, ну как же? Если бы он сам… Но ведь и мы тоже в какой-то степени…- Зина была вся в волнении: ей и сказать хотелось, и надо было не сказать лишнего.
Челочка на ее лбу трепетала.- Мы бы тоже как-то участвовали, если б знали заранее. Шофер – конечно… ха-ха… Почему ж ему не взять?
Андрей повернулся от зеркала.
– Мила как?
– Мила, конечно, лучше сейчас. Это я должна прямо сказать.
– Ну вот видишь. Значит, все слава богу.
– Нет, но мы обязательно со своей стороны…- Зина становилась уверенной, по мере того как позиции
