Слезы прочертили серые полосы на припудренных дорожной пылью щеках Эйлы, но она не замечала этого. Не теряя времени, она побежала вниз по склону, а Креб и Уба поспешили к своему очагу.
Эйла вброд переправилась через ручей и оказалась на лугу, где рос девясил. Опустившись на землю, она руками принялась выкапывать из земли целебные корни. На обратном пути она вымыла руки в ручье и заторопилась домой.
Уба уже развела огонь, но вода, которую она поставила кипятиться, была едва теплой. Креб, стоя над Изой, совершал исполненные магического смысла движения. С прежней страстью он умолял всех известных ему духов-защитников укрепить дух Изы и не забирать ее так скоро. Уба устроила Дарка на меховой подстилке. Малыш уже начал ползать и теперь, встав на четвереньки, направился прямиком к матери, которая крошила на мелкие кусочки корни девясила. Он вскарабкался к ней на колени и потянулся губами к соску. Но Эйла опустила его на землю. Сейчас ей было не до сына. Не обращая внимания на его обиженный рев, она положила корни в воду и добавила в сосуд несколько раскаленных камней, чтобы вода закипела быстрее.
– Дайте мне Дарка, – попросила Иза. – Я хочу посмотреть на него поближе. Он так вырос.
Уба подхватила ребенка и отнесла его к Изе. Та усадила Дарка на колени и принялась покачивать. Но мальчику вовсе не хотелось сидеть на руках у незнакомой старухи, и он принялся вырываться.
– Он силен и здоров, – довольно заметила Иза. – И голов удержит без всякого труда.
– Представляешь, у него уже есть женщина, – с гордостью сообщила Уба. – Пока это маленькая девочка. Но когда она вырастет, ее отдадут Дарку.
– Ничего не понимаю. Какая девочка? Дарк совсем мал, к тому же он увечный. Неужели кому-то захотелось отдать за него дочь?
– На Сходбище мы познакомились с женщиной из другого Клана. Ее дочь тоже увечная. Она очень похожа на Дарка. По крайней мере, голова у нее точь-в-точь такая же. В первый день эта женщина сама подошла к нам и спросила, не согласится ли Эйла, чтобы Дарк и ее дочь соединились, – пояснила Уба. – Ода, мать девочки, очень переживала, что дочь ее никогда не найдет себе мужчину. Бран и вождь Клана Оды обо всем договорились. Скорее всего, после следующего Сходбища девочка переселится в наш Клан, даже если к тому времени она не достигнет женской зрелости. Эбра сказала, девочка может жить с ней до тех пор, пока они с Дарком не вырастут. Ода была счастлива. Особенно после того, как Эйле позволили приготовить священный напиток.
– Значит, Мог-уры все же признали Эйлу ценительницей и моей преемницей? Я так боялась, что они отвергнут ее, – сказала Иза и обессиленно опустила руки. Разговор утомил больную, и все же в окружении близких она чувствовала себя более бодрой если не телом, то духом. Немного отдохнув, она спросила: – Как зовут девочку, предназначенную для Дарка?
– Ура, – ответила Уба.
– Хорошее имя. Звучит приятно. – Немного отдохнув, Иза задала давно волновавший ее вопрос: – А Эйла? На Великом Сходбище не нашлось мужчины для нее?
– Тот Клан, где живут родственники Зуга, не прочь ее взять. Сначала они отказались наотрез. Но после того как Эйлу признали целительницей, решили подумать. Только времени уже не оставалось, мы торопились в дорогу. Может, Эйлу они и возьмут, но не думаю, что они захотят принять Дарка.
Иза кивнула и утомленно закрыла глаза.
Эйла меж тем резала мясо, чтобы приготовить для матери бульон, то и дело нетерпеливо заглядывая в сосуд с отваром для корней. Однако снадобье все еще не приобрело нужного цвета и запаха. Дарк, жалобно хныча, подполз к Эйле, но она опять отказалась взять его на руки.
– Дай его мне, Уба, – сделал знак Креб.
Оказавшись на коленях Креба, мальчик затих, занявшись бородой старого шамана. Но скоро эта забава ему наскучила, он вырвался из рук Креба и снова двинулся к матери. Ребенок устал и проголодался, но Эйла, хлопотавшая у огня, казалось, не замечала, что он с плачем теребит ее за ногу. Креб, опираясь на посох, поднялся, потом отбросил палку и сделал Убе знак подать ему Дарка. С трудом ковыляя без своей опоры, он направился к очагу Бруда и протянул ребенка Оге.
– Мальчик голоден, а Эйле сейчас не до него – она готовит снадобья для Изы. Ты не покормишь его, Ога?
Молодая женщина кивнула, немедленно взяла ребенка на руки и дала ему грудь. Бруд злобно сверкнул глазами, но угрюмый взгляд, который метнул на него Мог-ур, заставил его сдержаться. Неизбывная ненависть Бруда к Эйле не распространялась на человека, который заботился и защищал ее сызмальства. Бруд слишком трепетал перед Мог-уром, чтобы ненавидеть его. Однако еще в детстве он обнаружил, что священный муж, всеми помыслами устремленный в мир духов, редко вмешивается в житейские дела Клана. Ни разу он не отчитал Бруда, не потребовал, чтобы тот оставил Эйлу в покое. Но Бруд не имел ни малейшего желания вступать со старым шаманом в открытое столкновение.
Вернувшись к своему очагу, Креб принялся перебирать сваленные в кучу вещи в поисках сосуда с медвежьим жиром – причитавшейся их Клану долей топленого сала зверя, умерщвленного во время Ритуала. Уба поспешила на помощь шаману. Отыскав сосуд, Креб отправился в свое святилище. Он знал – надежды нет, и все же хотел применить все подвластные ему чары, чтобы сохранить жизнь Изы.
Отвар, наконец, был готов. Эйла переливала его из чашки в чашку, чтобы поскорее остудить. Она уже напоила Изу бульоном, бережно поддерживая ее голову, – точь-в-точь как поила Иза изнуренную голодом и раной пятилетнюю девочку. Это немного оживило больную. С тех пор как Иза слегла, она почти не ела, да и раньше зачастую не прикасалась к пище, которую ей приносили. Для Изы минувшее лето оказалось долгим и тоскливым. Никого не беспокоило, поела она или нет, и она забывала о необходимости подкреплять свои силы. Старики, оставшиеся в пещере, замечали, что она тает на глазах, но не знали, как помочь ей. Когда для Дорва наступили последние дни, долг целительницы заставил Изу подняться. Но старейшина Клана угас быстро, и все искусство Изы могло лишь немного облегчить его предсмертные страдания. Смерть Дорва повергла всех остальных в уныние. Каждый вспомнил о том, что недалек тот день, когда и ему придется оставить этот мир. Со времени землетрясения смерть впервые посетила их Клан.
Эйла, устроившись у изголовья Изы, дула в чашку с отваром, беспрестанно пробуя, не остыл ли он. Уход за больной поглотил все ее внимание, и она не заметила, что Креб унес Дарка, а после и сам ушел в прибежище духов. Когда к очагу Креба приблизился Бран и молча встал поодаль, Эйла даже не обернулась. Тяжелое клокочущее дыхание Изы говорило о том, что конец близок, но Эйла не желала верить в это. Она упорно рыскала по закоулкам своей памяти в поисках спасительного средства.
«Надо попробовать припарки из коры пихты, – вспомнила она. – Да, и отвар тысячелистника – пусть Иза подышит его паром. Можно еще заварить сухую чернику. Нет, это помогает только при обычной простуде. Что же может подействовать? Может, корни лопуха?» Эйла была полна решимости влить в Изу все известные ей целебные отвары и с ног до головы обложить ее припарками. Нельзя было пренебрегать ни одним средством, способным продлить жизнь женщины, заменившей ей мать. Эйла гнала прочь мысль о том, что скорая смерть Изы неотвратима.
Уба тоже была озабочена болезнью матери. Но все же от девочки не ускользнуло, что Бран удостоил их своим посещением. В соответствии с обычаями Клана мужчине не следовало приходить к чужому очагу в отсутствие хозяина. Увидев вождя, Уба засуетилась и принялась разбирать разбросанные в беспорядке вещи, переводя обеспокоенный взгляд с Брана на Эйлу. Но им, казалось, и дела не было до ее растерянности. Уба не знала, как поступить. Креб ушел, Эйла словно ослепла. Наверное, ей самой стоит приветствовать вождя?
Бран пытливо разглядывал трех женщин – старую целительницу, Эйлу, ее преемницу, столь несхожую с людьми Клана, и Убу, которая шла по их стопам. Бран с детства был привязан к своей сестре. Все радовались рождению Изы, баловали и ласкали ее – ведь их мать прежде уже произвела на свет здорового мальчика, которому со временем предстояло стать вождем. С ранних лет Бран ощущал себя защитником Изы. Будь его воля, он ни за что не отдал бы ее тому мужчине, хвастуну и задире, который вечно донимал их брата-калеку. Но у Изы не было другого выбора, и она приняла свою участь безропотно. Хотя с тех пор, как мужчина ее погиб, она как будто воспрянула духом. Как бы там ни было, она всегда оставалась достойной женщиной и превосходной целительницей. Клан осиротеет без нее.
