Эйла тоже размышляла о выборе пары для Убы и пришла к такому же выводу.
– Ворн давно уже стал взрослым мужчиной, наверняка ему не терпится взять себе женщину, – заметила она. – Скажи, он тебе по душе?
– Он делает вид, будто меня не замечает, но исподтишка бросает на меня такие взгляды! По-моему, он неплохой.
– Бруд его привечает. Судя по всему, со временем Ворн станет вторым охотником в Клане. Ты, как целительница, и сама займешь почетное положение, но для твоих будущих детей это очень важно. Когда Ворн был мальчишкой, он мне не слишком нравился. Но думаю, ты права. Он действительно неплохой. Когда Бруда нет поблизости, он даже играет с Дарком.
– Все рады поиграть с Дарком, кроме Бруда, конечно, – откликнулась Уба. – Все любят твоего сына.
– Да, и у каждого очага он как дома. Несколько женщин кормили его грудью, и теперь всех женщин в Клане он зовет матерями, – сказала Эйла. Лицо ее слегка омрачилось и тут же просияло. – Помнишь, как он явился к очагу Грода, словно жил там с рождения?
– Еще бы не помнить. Я пыталась отвернуться, но ничего не могла поделать со своим любопытством. Дарк подошел к Уке, назвал ее матерью, а потом направился к Гроду и забрался к нему на колени.
– Да, Грод прямо оторопел от удивления. А Дарк сполз у него с колен и двинулся к копьям Грода. Наверняка Грода не слишком обрадовало такое бесцеремонное вторжение. Но когда неугомонный мальчишка схватил самое большое его копье и попытался поднять, вся злость Грода прошла. Он поскорее отнял у Дарка копье, а тот заявил: «Дарк охотится, как Грод».
– Если бы Грод не забрал у Дарка копье, малыш наверняка вытащил бы его из пещеры.
– Теперь маленькое копье, которое сделал для него Грод, он кладет рядом с собой, когда ложится спать, – с улыбкой заметила Эйла. – Грод ведь молчун – это всем известно. Я не знала, что и подумать, когда он явился к нашему очагу. Он едва кивнул мне, подошел к Дарку, вложил в его ручонку копье и даже показал, как правильно держать его. Потом произнес: «У мальчика, который хочет охотиться, должно быть свое копье» – и был таков.
– Как жалко, что у Овры нет детей, – вздохнула Уба. – Грод был бы счастлив, если бы дочь его женщины произвела на свет сына. Может, потому он так привязался к Дарку, что в Клане нет мужчины, который предъявлял бы на твоего сына особые права. Бран тоже любит Дарка. А Зуг уже учит его метать камни из пращи. Дарк растет у очага, где нет охотника, но тебе нечего опасаться – у него не будет недостатка в наставниках. Мужчины Клана, все, кроме Бруда, относятся к Дарку так, что каждого можно счесть мужчиной его матери. – Уба помолчала. – Скорее всего, так оно и есть, Эйла, – немного смутившись, добавила она. – Дорв часто повторяет: «Покровители всех мужчин соединились, чтобы одолеть твоего Пещерного Льва».
– Тебе пора идти, Уба. – Эйла замяла неприятный для нее разговор. – Дождь кончился. Я тебя немного провожу. Заодно наберу земляники. Она уже поспела, и по пути нам встретится целая земляничная поляна. А вечером я приду тебя проведать.
Желтой охрой Гув вывел знак, изображающий покровителя Ворна, так что под ним скрылось изображение покровителя Убы. Теперь все сразу могли увидеть, кому она принадлежит.
– Ты согласен взять себе эту женщину? – изрек Мог-ур.
Ворн коснулся плеча Убы, она поднялась и вслед за ним скрылась в пещере. Креб и Гув проделали тот же самый ритуал для Борга и Оуны. Те тоже удалились в пещеру – им предстояло провести несколько дней в уединении, у своего очага. Легкий ветерок играл свежей листвой, еще не успевшей пожухнуть под жарким летним солнцем. Люди стали расходиться. Эйла взяла Дарка на руки, но он завизжал, требуя, чтобы его опустили на землю.
– Хорошо, Дарк, иди сам, – согласилась она. – Только отправляйся прямиком домой, пора завтракать.
Пока Эйла возилась у огня, Дарк разгуливал по пещере. Его так и тянуло к новому очагу, где обосновались Ворн и Уба. Но Эйла догнала малыша, схватила в охапку и оттащила прочь.
– Дарк хочет к Убе, – надувшись, заявил мальчик.
– Нельзя, Дарк. Никому сейчас нельзя ходить к Убе. Но если ты будешь послушным и все съешь, я возьму тебя на охоту.
Это обещание заставило малыша мгновенно забыть про свою обиду.
– Дарк послушный, – сказал он. – А почему нельзя к Убе? Почему она не ест вместе с нами?
Она больше не живет у нашего очага, Дарк. Теперь она женщина Ворна и живет вместе с ним, – объяснила Эйла.
Не только Дарк скучал без Убы. Кребу и Эйле тоже не хватало ее. У очага стало пусто, и натянутость их отношений ощущалась особенно остро. Обоих мучили угрызения совести: каждому казалось, что он причинил другому непоправимый вред и тот никогда не простит его. Не раз Эйла, увидев, что старый шаман понуро сидит на своей подстилке, хотела подойти к нему, обвить руками его седую косматую голову, прижаться к нему, как она делала в детстве. Но она боялась, что это вызовет у него лишь раздражение, и останавливала себя.
Креб тоже тосковал по утраченной теплоте. Он сам не сознавал, до какой степени отчуждение, возникшее между ним и Эйлой, истерзало его душу. Когда он замечал боль в глазах Эйлы, отдающей своего сына другой женщине, ему тоже хотелось подойти к ней, но он не давал воли чувствам. Будь рядом Иза, она помогла бы им преодолеть возникшую по недоразумению пропасть, но, предоставленные сами себе, они все больше замыкались в своем одиночестве. В то первое утро без Убы обоим было особенно неловко.
– Ты хочешь еще, Креб? – спросила Эйла.
– Нет, нет. Не беспокойся, я сыт.
Эйла принялась убирать посуду. Дарк меж тем уплетал вторую порцию похлебки, черпая из раковины моллюска и ложкой, и обеими руками. Мальчику недавно пошел третий год, но он обходился почти без грудного молока. Правда, время от времени он сосал Огу и Ику, которая недавно произвела на свет очередного ребенка. Ему нравилось сидеть у них на руках, ощущать близость полных молока сосков. Обычно вновь родившая женщина прекращала кормить старших, но для Дарка Ика делала исключение. Казалось, он был ей за это благодарен и чувствовал, что злоупотреблять ее добротой нельзя. Он никогда не высасывал все до конца, словно понимая, молоко необходимо новорожденному. Убедившись, что он тоже имеет право сосать, он выпускал грудь.
Ога тоже не отказывала ни Греву, ни Дарку, хотя молока у нее почти не осталось. Оба малыша с удовольствием забирались к ней на колени, и каждый брался за свой сосок. Но вскоре они забывали о молоке и принимались с упоением тузить друг друга. Дарк был немного младше Грева, но в росте почти не уступал приземистому, коренастому сыну Оги. Когда они боролись, победа неизменно оставалась за Гревом, но в беге наперегонки Дарк с легкостью обходил своего приятеля. Мальчики были почти неразлучны и никогда не надоедали друг другу.
– Ты хочешь взять Дарка с собой, Эйла? – спросил Креб, чтобы прервать затянувшееся молчание.
– Да, день сегодня такой погожий, – ответила она, вытирая перемазанные руки и мордашку сына. – Я обещала ему, что мы пойдем вместе на охоту. Конечно, с ним я вряд ли что-нибудь добуду. Ничего, зато соберу кое-какие травы.
Креб что-то пробурчал себе под нос.
– Ты бы тоже вышел из пещеры, Креб, – добавила Эйла. – Ступай погрейся на солнышке.
– Да, пожалуй, я выйду. Немного позже.
Может, ей удастся вытянуть его на воздух, предложив прогуляться до ручья, как они делали прежде, подумала Эйла. Но старый шаман казался таким неприступным. Ничего не сказав, она взяла Дарка на руки и направилась к выходу. Креб сидел, потупив взор. Убедившись, что остался один, он неохотно потянулся за своим посохом, но потом решил, что прогулка потребует слишком больших усилий, и вновь опустился на подстилку.
Тревога за Креба не оставляла Эйлу, пока она с Дарком на руках и корзиной для трав за спиной углублялась в лес. Она видела, что духовные и телесные силы Мог-ура стремительно идут на убыль. Он стал более рассеянным, чем обычно, и ей приходилось по нескольку раз отвечать ему на один и тот же вопрос. Даже в ясные солнечные дни он безвылазно сидел у своего очага. Долгие часы он проводил, погрузившись в раздумья, и порой засыпал сидя.
