не дойдя до них двадцати ярдов, развернулся и неслышно смешался с толпой. Но они, верно, успели его засечь, потому что следующим вечером в Ист-Дабе банда ганпанков, именующая себя Скелетными Ключами Дождя,[56] попыталась взорвать его нова-гранатой.
Он не успел особо ни о чем подумать. Раздался характерный булькающий удар. Тут же все вокруг словно бы осветилось и расплылось – одновременно. Половина улицы исчезла на его глазах, но ганпанки промахнулись.
– Иисусе! – прошептал Эд, отступая в толпу проституток, перекроенных по образу и подобию шестнадцатилетней японочки с сайтов онлайновой порнухи конца двадцатого века. – Ну зачем?
Он потрогал лицо. На ощупь оно казалось горячим. Проститутки слонялись вокруг и нервно хихикали; одеты они были в лохмотья, кожа обгорела на солнце до яркой красноты. Вернув себе способность соображать, Эд пустился наутек. Он бежал, пока не перестал понимать, где находится. Было уже хорошо за полночь, вокруг громоздились горы мусора. Небо почти полностью закрывал Тракт Кефаучи: казалось, что он разрастается, пока на него смотришь, как джинн, вылезающий из бутылки, но почему-то не становится больше. Сингулярность без горизонта событий, так про него говорили; место, где разгулялась неправильная физика. Оттуда что угодно может вылезти, но пока еще не вылезло.
Он вернулся в цирк и обнаружил Энни спящей. В комнате было тепло и спокойно от ее присутствия. Эд лег рядом и уткнулся лицом в шею девушки, чуть повыше плеча. Спустя пару минут она полупроснулась и позволила ему протиснуться к себе в объятия. Он коснулся ее, Энни издала долгий гортанный стон наслаждения. Надо убираться из Нью-Венуспорта, пока с Энни что-нибудь из-за Эда не сотворили. Надо ее тут бросить. Ну как ей об этом скажешь? Он не понимал.
Наверное, Энни прочла его мысли, потому что спустя несколько дней, вернувшись домой, спросила:
– Эд, что с тобой такое?
– Не знаю, – ответил Эд.
– Если не знаешь, Эд, надо выяснить, – сказала она.
Они озадаченно посмотрели друг на друга.
Эд любил гулять вокруг цирка холодными утрами, вдыхая запах соленых дюн и теплого пыльного бетона поочередно, перемещаясь между палатками и подмостками.
Он размышлял, зачем Сандра Шэн прибыла сюда. Если она тут села, значит у нее нет связей в корпорациях. Если она отсюда улетит, ей никто не пожелает удачи. Это место – бивуак, где ЗВК распределяют беженцев, перед тем как запихать в копи. Год бумажной работы в некорпоративном порту отупляет, а как легко собственными оплошностями растянуть его десятикратно. Корабль ржавеет, а с ним и жизнь. Впрочем, всегда можно сходить в цирк. Эда именно это и беспокоило. Что цирк значит для мадам Шэн? А если она тоже здешняя пленница?
– Этот балаган когда-нибудь двинет в путь-дорогу? – спросил он ее. – В смысле – цирки же так работают, да? Каждую неделю в новом городе?
Сандра Шэн смерила его изучающим взглядом, лицо ее из старого стало молодым и снова старым, но глаза не изменились, словно там и расположена была фиксированная точка ее личности (если, конечно, в применении к алгоритмам целесообразно говорить о личности). Она словно из паутины смотрела. Рядом стоял свежесмешанный коктейль. Маленькое тело Сандры Шэн подалось назад, она оперла локти о барную стойку, а одну ногу в красной туфле на высоком каблуке закинула за бронзовый барный поручень. Дым ее сигареты, поднявшись ровным столбиком, вдруг распался на метелки и струйки. Рассмеявшись, она покачала головой.
– Эд, а ты уже заскучал? – спросила она.
Следующим вечером в зрительном зале появилась Белла Крэй.
– Господи! – прошептал Эд. Он повел глазами в поисках Сандры Шэн: ту отвлекли дела. Эд замер как вкопанный в свете старых театральных прожекторов и сиянии холодной белозубой усмешки Беллы Крэй. Вот она, в переднем ряду, всего в паре ярдов от него, сидит, сдвинув колени вместе и примостив там сумочку. Белая офисная блузка, под мышками – едва заметные пятна пота, но помада – яркая и свежая, а губы шепчут что-то непонятное. Он вспомнил слова Беллы перед тем, как Эд выстрелил в ее сестру:
– Ну что мы можем поделать, Эд? Мы
Чтобы сбежать от нее, Эд сунул голову в аквариум. Мир стал уплывать, но он еще услышал ее крик:
– Эй, Эд! Чтоб ты ногу сломал!
